Госкапитализм по-российски
10.07.2019 Экономика

Качество жёсткости

Фото
"Ведомости"

Авторитетный экономист Руслан Гринберг о том, почему в России не получился госкапитализм и как называть то, что получилось. 

Государственный капитализм, сопровождающийся созданием крупных компаний, в той или иной степени находящихся под контролем правительства, — явление общемировое. Давайте рассмотрим не столько вопрос, надолго ли установилась эта система, чем она сменится и насколько она устойчива, сколько место России с ее вариантом госкапитализма в мировом рынке. Этот экскурс поможет нам разобраться и в глубинных основах самого явления «госкапитализм». И вести его целесообразно в историческом разрезе — и потому, что становление госкапитализма проходило на наших глазах и многие события мы прекрасно помним, и потому, что такое историческое рассмотрение позволит выявить развилки, варианты решений, которые могли быть приняты, но приняты не были — или были.  

Разрушение так называемой советской социалистической экономики шло под знаком тотального дерегулирования. Считалось, что предприятиям нужен «хозяин». Я как вчера помню шахтеров, которые приезжали в Москву и стучали касками, требуя скорейшей приватизации шахт. Московская интеллигенция их поддерживала. Бедные люди: как сложились их судьба и судьба их предприятий, мы все прекрасно знаем. Но то было массовое поветрие, противостоять которому было решительно невозможно. Говорили, что в советской экономике царит тотальное воровство. В ходу были поговорки вроде «все кругом колхозное, все кругом мое», а я еще помню чешскую поговорку: «Если ты не воруешь у государства, ты воруешь у своей семьи». Утверждали, что при капитализме воровства не будет, потому что «хозяин», конечно же, не будет воровать у себя самого. Государство должно убраться отовсюду, рынок все решит.

Я тогда выступал против, и вот какие были мои аргументы. Я понимал, что российской экономике, раз уж железный занавес пал и ограничения сняты, придется столкнуться в конкуренции с западными компаниями. А то были крупные компании, взять те же «Боинг», «Эйрбас», да хоть «Макдональдс», — все это огромные компании. Чтобы конкурировать с транснациональными корпорациями, нужно самому быть очень крупным и пользоваться поддержкой «своего» государства точно так же, как это делают иностранные компании. Меня за эти идеи невзлюбили тогдашние либералы, а я смеялся над ними, говоря, что вы — либералы не настоящие. Настоящий либерал хочет свободы для всех, в том числе для своих противников. А вы хотите свободы только для себя. Вы прекрасно помните: всерьез обсуждались запрет Коммунистической партии, репрессии против членов КПСС и так далее.

В результате очень быстрой приватизации, о качестве которой никто не думал, потому что предполагалось, что приватизация качественна по определению, и внимание обращали только на сроки, была создана система так называемых «олигархов», что, наверное, могло бы сформировать в России госкапитализм по западному образцу. Но не сформировало, поскольку «западный образец» предполагает множество компонентов, помимо внешней формы. Олигархи решили, что они теперь будут назначать правительство, а правительство будет делать то, что они захотят. В какой-то момент многие с удивлением обнаружили, что «капиталисты» оказались еще более жестокими, чем партократы. Капиталисты как бы демонстративно отбрасывали социальные вопросы, и такого, как сейчас, когда компании занимаются, искренне или внешне, программами корпоративной социальной ответственности, даже помыслить было нельзя. Все социальное, забота о человеке, в том числе о старом, о слабом, было проклято, было объявлено, что вот из-за такой мягкотелости СССР и завел себя в тупик и вообще это патернализм и чуть ли не диктатура. Слабый должен умереть.

Правительство неожиданно дало, однако, отпор, причем поворотной точкой стало дело «ЮКОСа». Мало кто понимает, что тогда произошла революция, не менее значимая, чем в 1991 или 1993 годах. Если до «ЮКОСа» в России был олигархический капитализм, то сразу после олигархов уже не было, остались магнаты, стройными рядами встающие под контроль государства. Я нарочно оперирую классическими терминами, чтобы вписать современную историю России в общемировой процесс.

Началась новейшая история страны, период, в котором мы сейчас с вами живем. Государство принялось создавать госкорпорации, и, казалось, сейчас все должно получиться. Скажем, у СССР было конкурентное преимущество — самолеты. Советские самолеты были практически на мировом уровне. С распадом СССР их производство прекратилось полностью. И вот создана соответствующая госкорпорация, и, по идее, все должно вернуться на круги своя. На Западе есть крупнейшие корпорации, они тоже во многом находятся под контролем государства, если не прямо, юридически, так косвенно, поскольку вынуждены жить в среде предписаний, заданий и правил, — вот и у нас теперь так, успех обеспечен. И в других отраслях были созданы госкорпорации, и, казалось, все правильно делаем, и все сейчас получится. В каких-то отраслях ничего и создавать было не надо. Я в свое время очень радовался, что удалось сохранить от разделения «Газпром», хотя такие планы были. А вот РАО ЕЭС не уберегли, и ничего, к слову, не получили, мучаемся теперь от высоких тарифов, а нас уверяли, что разделение монополии вызовет снижение тарифов, а те, кто этого не понимает, — ретрограды. А в газовой отрасли для создания госкорпорации и делать ничего особо не пришлось — сохранили «Газпром», и все. Если до «революции» начала нулевых «Газпром» казался недоразумением, теперь стал вполне себе в тренде.

Но ничего не случилось, ничего не произошло от слова «вообще». Задумка, выполненная вроде бы в точности, как прописывают правила, не сработала, и не так-то просто понять, почему. Многие полагают, что в российском варианте госкапитализма гайки закручены излишне жестко. Если тебя могут снять в результате интриг среди чиновников в любой момент, чего тебе и напрягаться? Нужно поскорее, пока ты еще на посту, освоить побольше бюджета и «заработанное» таким образом вывести за границу, что и стали массово делать. Важно, что регулирование не просто жесткое, оно деструктивное — собственник в лице государства не ставит задачи «обеспечить столько-то продукции к такому-то году», что было бы логично. Собственник ставит разнонаправленные, противоречащие друг другу задачи, которые редко имеют отношение собственно к бизнесу. Например — показать прототип на такой-то международной выставке. Обеспечить первым лицам материал для выступления так, чтобы было видно, что разработки у нас есть. Провести газ (свет, дождь — это я шучу) в отдаленный район, потому что государство не справляется. И так далее. Если собственник не требует от тебя эффективного бизнеса, то тем более — зачем заниматься эффективным бизнесом? Если ставятся такие вот задачи, а другие не ставятся, значит, надо решать те задачи, что ставит собственник в лице государства, он же собственник. А как иначе?

Стоит ли удивляться, что наш вариант государственного капитализма можно с полным правом назвать имитативным капитализмом, капитализмом имитации, отчета, красивой цифры? Этому немало способствует финансовость критериев оценки работы госкорпораций со стороны государства. Иными словами, с корпораций не спрашивают о продукции, государство интересуется финансовым результатом. А его вполне можно достичь, не занимаясь производством. Разместить средства в финансовых инструментах и получать прибыль. Вы спрашивали: что у нас с доходностью? Она просто замечательная. Но вы не спрашивали про продукцию (ну, ее и нет).

Занятно, что в медийном пространстве чиновники только и делают, что заявляют: вот тут у нас будет мост, а вот тут завод, то есть обыватель думает, что государственный аппарат мыслит материально, реальными объектами, мостами и заводами. Но из года в год, по статистике, происходит одно и то же: произвели, условно говоря, три станка, сшили полтора платья и так далее. Этот разрыв можно объяснить только одним: медийная повестка существует для медиа, а не для реального управления.

Тем временем страны, которые начали трансформацию примерно одновременно с нами, достигли колоссальных успехов. Часто вспоминают Китай, и спорят, какую роль в его подъеме сыграло подавление восстания студентов. Вот, говорят, если бы Горбачев был тогда пожестче, жили бы сейчас, как в Китае. Но есть пример еще более яркий — Вьетнам. Мы привыкли смотреть на эту страну как на младшего брата, которого при случае хлопаем по плечу, но там уже все случилось, что у нас не получается, — построена мощнейшая экономика мирового уровня, а мы всего этого не осознаем, потому что не интересуемся, что в мире происходит, да и, по правде сказать, вообще мало чем интересуемся.

И получается странный вывод: трансформация была особенно успешной там, где сохранялся контроль коммунистической партии. Вывод лично для меня не очень приятный, потому что в КПСС я никогда не состоял, мне много раз предлагали, я отказывался, и не жалею об этом ни разу, но реальность такова, какова она есть. В России нет общегосударственного влияния коммунистической партии, в Китае и во Вьетнаме есть, и контраст виден без оптических приборов. Получается, что для быстрого перехода от плановой экономики к госкапитализму диктатура, тотальный контроль — это хорошо! Когда я рассказывал однажды это студентам, девушка задала мне логичный вопрос: товарищ лектор, мол, у нас ведь тоже вроде бы жесткая политическая система, а где успехи?

Хороший вопрос. Видимо, одной жесткости не хватает, важно качество жесткости. Взять Вьетнам. Там, как при НЭПе, командные высоты остались у государства, а все остальное отдано на откуп частной инициативе. Видимо, это работает, раз это работает! У нас вроде бы никто мешает: создавай хоть ресторан, хоть булочную, вот и регистрация ИП не так сложна, и налоги ИП платить удобно. Но на деле создается все, конечно, с трудом, больше предприятий закрывается, чем открывается, работать очень трудно, и вообще ничего в экономике нет, кроме государственных монстров. Есть такой международный рейтинг — Doing Business. Как мы туда попадали на приличные позиции — это особый пример имитативного управления, управления незначащим параметром, вот давайте обеспечим себе место в этом рейтинге... Давайте. А как? Да неважно, вот есть параметры, мы их соблюдем, и все. Я уже не первый год шучу, что в стране надо вводить другой рейтинг, «Доим бизнес», потому что доят его, наполняют бюджет. А из бюджета дают госкорпорациям. Такая вот странная экономика. Вроде бы и жесткая, а не помогает.

Что с этим делать? Честно, я не знаю. Думаю, что госкапитализм у нас не получился и уже никогда не получится. Уже ментально эта история «не зашла» и «не зайдет» никогда, похоже. Сформировалось новое поколение молодых эффективных менеджеров. Им надо кушать, и они знают, как добыть себе еду в наших прериях. Иными они уже не будут, даже если вокруг изменится все. Я бы сказал, что у нас сейчас даже не госкапитализм получился, а экономика четырех П. В Китае любят такими лозунгами играть, вот и я придумал. Это Перспективы, Потенциал — у нас всегда замечательные перспективы и потенциал, просто лучше не бывает. А еще Понты и Показуха. Вы скажете: это все ментальное, это в головах, а как же законы экономики? Они говорят, что все возможно и нерешаемых задач не бывает. А я вам отвечу, что чего нет в голове, того нет и в экономике. Вот так.

Руслан Гринберг, член-корреспондент РАН

Публикация сделана в рамках проекта «Ведомостей»  «+1». Это коммуникационный проект (площадка plus-one.ru), рассказывающий о лидерских практиках в области социальной и экологической ответственности. Соответствующие разделы есть у партнёров издания по проекту ТАСС (tass.ru/plus-one) и РБК (plus-one.rbc.ru).

Проект объединяет бизнес, некоммерческие организации, социальных предпринимателей и городские сообщества с целью повысить информационную прозрачность и увеличить привлекательность рынка ответственных инвестиций.

Авторизуйтесь, чтобы оставлять комментарии