Какой он, новый русский капитализм?
Глава ВЦИОМ Валерий Фёдоров, откликаясь на итоги ПМЭФ в Санкт-Петербурге, в первую очередь на речь на нём Путина, призвавшего проложить новый курс капиталистического развития России, рецензирует своевременно прочитанную книгу российского историка-марксиста Максима Лебского «Новый русский капитализм: от зарождения до кризиса (1986-2018 гг.)». Как всегда, поучительно.
Российский историк-марксист Максим Лебский определяет нынешний общественный строй нашей страны как «новый русский капитализм». Этот строй возник вследствие поражения тех сил, которые на протяжении 70 лет советской истории пытались преодолеть периферийный статус России и «стать альтернативным центром развития человеческой цивилизации». На руинах советского строя под влиянием двух главных факторов — разложения социал-экономических структур СССР и всемирной рыночной глобализации — и возник российский «капитализм периферийного типа». Лебский выделяет четыре этапа этого генезиса (1986-1991, 1992-1998, 1999-2008 и с 2009 г.). На первом этапе происходило зарождение капиталистических отношений в недрах советского строя. Прежде буржуазных отношений в СССР возникло буржуазное сознание, и здесь Лебский отводит главную роль Третьей программе КПСС (1961), заложившей идеологическую основу для возникновения советского варианта «общества потребления». Оно и возникло в 1970-х годах одновременно с советской разновидностью «среднего класса». Проблема в том, что эпигонство в принципе не может быть выигрышной стратегией. Не принесло оно успеха и КПСС, стремившейся «догнать и перегнать» США. Америка «за счет эксплуатации мировой периферии, торгового посредничества в ходе двух мировых войн смогла создать запас экономической прочности», соревноваться с которым было бесполезно.
Проигранное «мирное соревнование» не только завело СССР в экономический тупик, но и подорвало его идеологическую основу, «сделав главным стержнем жизни миллионов советских людей погоню за новыми потребительскими благами». Вместо создания «нового человека» началось «обуржуазивание сознания советского обывателя». Стали формироваться «социальные слои с протобуржуазными интересами». Возник и стал расширяться теневой сектор советской экономики, паразитировавший на дефиците продуктов и товаров широкого потребления. Анклав теневого рынка со временем стал одним из источников возникновения капитализма. Затем, уже в ходе перестройки, реформа госпредприятий и создание кооперативов стимулировали концентрацию прибыли и ресурсов в руках директоров, избавленных от прежнего мелочного контроля со стороны КПСС. Трудящихся директора систематически подкупали, расходуя средства предприятий не на модернизацию, а на повышение зарплат. Кооперативы же просто паразитировали на госпредприятиях — с согласия их директоров, разумеется. Именно в кооперативах «будущие олигархи сколачивали свои первые капиталы». Одновременно молодое поколение номенклатуры — комсомольцы — получили собственный канал обогащения в виде «центров научно-технического творчества молодежи» (с такого начал, к примеру, Михаил Ходорковский). Центры НТТМ играли на разнице между официальным и теневым курсом доллара, беспошлинно ввозили из-за границы компьютеры, помогали госпредприятиям обналичивать средства.
Уже в 1989 г. началась скрытая приватизация госсектора: вместо министерств возникли концерны (например, «Газпром»), вместо отраслевых госбанков — коммерческие банки, вместо системы Госснаба — биржи и торговые дома. Государство в лице чиновников, по сути, приватизировало самое себя. Происходило встречное движение сверху, от номенклатуры, и снизу, от молодых кооператоров и комсомольцев. Этот мезальянс стал накапливать тот капитал, который на следующем этапе использовался для скупки по дешевки советских заводов и фабрик, что и породило «новый русский капитализм». Такое стало возможным, поскольку в недрах советского строя уже давно деградировала командно-административная система, которую сменила «распределительно-согласовательная» система (она же «административный рынок»). Её главными игроками были мощные отраслевые комплексы, успешно лоббировавшие свои интересы вопреки потребностям экономики в целом. ЦК КПСС и Госплан противостоять им уже не могли. Таким образом, заключает автор, «советская экономика стала заложницей собственного развития, рождавшего новые противоречия, которые не находили разрешения в рамках структуры старых производственных отношений». Это противоречие разрешилось «снятием, в ходе которого была разрушена часть производительных сил и под них были подведены новые производственные отношения». Это «снятие» мы теперь называем «лихими девяностыми».
Шоковая терапия 1990-х годов довершила все дело. Вслед за свержением власти КПСС в ускоренном порядке произошла уже официальная приватизация госпредприятий — в основном по мошенническим схемам. Новые власти спешили создать себе социальную опору — слой «эффективных частных собственников». Их интересы были призваны сделать переход России к капитализму необратимым. Чтобы снизить сопротивление трудящихся, им было разрешено приватизировать собственные квартиры и дачи. Таким образом, настоящими частными собственниками стали десятки тысяч человек, но иллюзию такого рода теперь разделяли десятки миллионов, у которых не было ничего, кроме собственного жилья. Новые капиталисты занялись разукрупнением промышленности, попутно разными способами уничтожая и люмпенизируя советский рабочий класс. Затем последовало обратное укрупнение: уже де-факто подконтрольные директорам заводы при поддержке государства были скуплены или отняты группой крупнейших частных банков. Возникла «семибанкирщина» (она же «олигархия»). Так была выбита почва из-под ног слоя «красных директоров» и предотвращена угроза левого реванша. Проигрыш Зюгановым выборов президента в 1996 г. ознаменовал отказ КПРФ от реальной борьбы за власть и её добровольное встраивание в новую властную систему в роли «оппозиции Его величества».
Олигархическая вакханалия закончилась в результате дефолта 1998 г. С приходом к власти Владимира Путина «новый русский капитализм» вступил в фазу «стабилизации». Из слепого орудия олигархов бюрократия, военная и гражданская, превратилась в их «партнера». Произошла чистка олигархии с удалением самых экстремистских её элементов (Борис Березовский, Владимир Гусинский). Стартовали два взаимных «процесса: обуржуазивание бюрократии и бюрократизация части олигархов». Государство теперь обеспечивало выжившим олигархам защиту собственности, но не её легитимацию (что и позволяет власти постоянно держать олигархов «подвешенными на крючке»). Главной особенностью такой модели капитализма Лебский называет «инсайдерскую ренту» как особую форму прибавочной стоимости. Имеется в виду, что «формальное право собственника в российском капитализме имеет второстепенное значение, первостепенна — опора на неформальные методы контроля за активами». Права собственности обеспечены очень слабо, что «вынуждает крупную буржуазию тратить значительную часть прибыли на поддержание инсайдерской сети в виде взяток чиновникам и подкупа силовых органов». Зато на инвестиции в модернизацию предприятий денег не хватает. Другими формами инсайдерской ренты можно считать госкорпорации и крупные общенациональные проекты (Олимпиада и проч.), позволяющие приближенным капиталистам выводить средства из госбюджета. Накоплению капитала внутри страны это никак не помогает, наоборот, он постоянно экспортируется. Тем самым воспроизводится зависимая структура экономики и консервируется периферийность российского капитализма. Изменить это, подводит итоги Лебский, можно «лишь в случае радикального разрыва с мировым рынком».
