Время и Деньги
02.02.2005 Культура

Закладка в “Песне песней”

Перефразируя известную фразу, можно сказать: спектакль - как деньги. Или он есть, или его нет. “Кармен”, идущая в Татарском академическом театре оперы и балета имени М.Джалиля и показанная в минувшие вторник и среду на сцене Камаловского, доказала, что этот спектакль есть.

“Кармен” идет на сцене нашего оперного семь сезонов - возраст для постановки почти критический, ветшает все, театральные спектакли не исключение. “Кармен”, на которой автору этих строк удалось побывать, оставляет ощущение новизны и свежести.

Спектакль, поставленный режиссером из Санкт-Петербурга Алексеем Степанюком в конце прошлого века находится как будто вне времени. Правда, режиссер приехал в Казань и в течение недели работал с исполнителями главных партий и массовкой, но даже если бы этого не было, “Кармен” в постановке Степанюка - привет из вечности, потому что такой же привет - холод клинка между Тристаном и Изольдой, поцелуй Ромео и Джульетты, высыхающие в лучах утреннего солнца чернила на письме Татьяны. Что их объединяет, включая новеллу Мериме и оперу Бизе? Ко всем ним можно поставить в качестве эпиграфа евангельские строки: “Если ты любви не имеешь, ты - медь звенящая и кимвал звучащий”.

Кармен (Н.Евстафьева, Мариинский театр) задыхается от любви. Она - простолюдинка, но в отличие от подруг-табачниц живет не бытом, а чем-то возвышенным. Она резка, она играет на грани фола, что особенно видно в “Сегидилье”, она грезит о прекрасном принце. Ей скорее нужна не свобода, что обычно ищут в своей героине исполнительницы партии Кармен, а неволя, сладкое рабство. Нужен человек, на которого можно посмотреть снизу вверх - обычное женское желание, именно женское, потому что существа женского пола предпочитают прямо противоположную мизансцену. Кармен - Евстафьева - стервозна, и за это ее можно не осудить, а пожалеть. Стервозность дают неисповеданные грехи и невыплаканные слезы. У этой Кармен нет рядом человека, на груди которого можно сладко выплакаться.

Хозе (Ахмет Агади, Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко)? Да, он мог бы стать таким, но она его не видит. Хозе - чистое и цельное дитя природы, он надежен и благоразумен, и именно такие долгое время благоразумные люди творят самые страшные безумства. После того, как он прикоснулся к цветку, он обречен. Как страшен герой в конце четвертого акта, когда выходит на площадь перед цирком с воспаленными глазами и трехдневной щетиной. Он смотрит на Кармен долгим взглядом Парфена Рогожина, и мы понимаем: сейчас случится то, что должно случиться.

Эскамильо (Эдуард Цанга, Мариинский театр)? Но это же просто “красивая упаковка”! Хотя... именно такие зачастую нравятся женщинам. Цветаева однажды хорошо написала о “тяге заполненности к пустому месту”. Чем больше оттенков в женской душе, тем чаще ее тянет к чему-то “блестящему и звенящему”. Такой Эскамильо, стреляющий глазками в толпу во время первой выходной арии, очень скоро бы изменил Кармен.

Она не хотела умирать. Кармен в своем последнем выходе появляется грустно-сдержанная, с белой вуалью, приколотой к волосам - невеста, которой не суждено стать женой. Она все понимает, она все чувствует, и только пальцы нервно перебирают стебли алых роз. Если Хозе здесь - Рогожин, то она - Настасья Филипповна: судьбы их схожи. Только нет возле нее все понимающего и все прощающего Льва Мышкина. Она не может остаться с Хозе и, наверное, уже понимает, что красивый мальчик Эскамильо - это эрзац чувств. И как бы за умение любить (помните евангельское: “ты многое любила, и тебе многое простится” ?) Господь дарует ей быструю, немучительную смерть.

Глубокую новеллу написал Мериме, очень выразительную музыку создал Бизе, но ставить “Кармен” можно и как мелодраму, и как “мыльник”. А можно так, как сделал Алексей Степанюк, пожалуй, самый тонкий и психологичный режиссер оперного российского театра нового века. Он протянул ниточку к высокой трагедии, навеял нам мотивы Достоевского. Может ли быть в российском искусстве что-то более высокое?

Р.S. Зал Камаловского театра был переполнен. Мы, уставшие от жары и гроз этого лета, от нашего перекопанного города, где ждем праздника и не уверены, будет ли он на нашей улице, утомленные карамельными телевизионными “Кармелитами”, жадно впитывали ту правду чувств, что лилась со сцены в зал. Вот почему я решила отступить от канона рецензировать только премьерные спектакли и написала несколько строк о потрясшей меня “Кармен”, которая стала нечаянной радостью. Таким же счастьем, которое испытываешь, когда невзначай обнаруживаешь пожелтевший листок-закладку в “Песне песней” и читаешь хрустально чистые строки.
0
Авторизуйтесь, чтобы оставлять комментарии