"Племя младое" на старой улице

Много лет проживая на улице Федосеевской, я ходила мимо дома номер 33 - так, ничем не примечательный особнячок. Внимание привлекал дом номер 35, который знают, пожалуй, многие казанцы - красивейший каменный особняк, памятник архитектуры федерального значения, так называемый “Дом Алкина”. Но, оказывается, и у его скромного соседа есть своя небанальная история. Ее мне поведал замечательный художник по металлу Игорь Башмаков, казанский старожил, чьи творения украшают улицы татарстанской столицы.

Сейчас мало кто помнит, что с первых лет прошлого века Федосеевская была своего рода казанским “Латинским кварталом” - здесь снимала квартиры и вела вольготную, богемную жизнь студенческая молодежь. Здесь же процветали разного рода общества, столь популярные в те времена. А рядом с тридцать пятым домом была велография, где множили открытки, подписывали их от руки. Здесь нашли свой приют казанские футуристы. В этой велографии, например, тиражировали фото Бурлюка и Маяковского. Первый снялся с моноклем, второй - в цилиндре. Отец Игоря Николаевича был учащимся казанской художественной школы и одновременно ассистентом футуристического общества. Оно было организовано в Казани приблизительно в 1913 году. Башмаков-старший был, выражаясь современным языком, дизайнером одного из казанских футуристических журналов, а Бурлюк даже подарил ему свою размноженную в велографии на Федосеевской фотографию с надписью: “Ассистенту Казанского футуристического общества Николару Башмакову. Через десять лет скажем, что мы были однокашниками”. “Николар” было придумано от “Николай”, просто футуристы считали, что обычные имена скучны и придумывали что-то более звонкое. Журнал назывался “Футурист”, вышло два его номера, но потом дело заглохло - футуристы не отличались особой последовательностью. В нем печатались стихи не только российских поэтов, но и переводы их итальянских коллег. Связь с итальянцами шла через поэта и прозаика Каминского, бывавшего в Италии.

Каминский был большим оригиналом. Например, провернув удачно какую-то коммерческую операцию, он привез в Казань ... самолет фирмы “Блерио”. В выходные дни он проводил показательные полеты над казанской Швейцарией. Особенно популярны были прогулки по воздуху у барышень. Денег с пассажиров Каминский не брал. Когда же самолет пришел в негодность, владелец пристроил его мотор к катеру. Как видите, изобретательности футуристам и их окружению было не занимать.

А Николай Башмаков и известнейшие казанские футуристы действительно могли считаться однокашниками, Бурлюк и Маяковский были вольнослушателями Казанской художественной школы. Маяковский занимался живописью и рисунком, а Бурлюк еще и скульптурой. В коллекции Государственного музея ИЗО РТ, например, есть произведения Давида Бурлюка, правда, привезенные из Башкирии, где он одно время жил и творил. Кстати, Маяковский участвовал во многих футуристических акциях, а в одной из казанских типографий на нынешней улице Дзержинского печатались его сочинения.

Казанские собратья Маяковского были, положа руку на сердце, весьма скандальными. Например, организовали общество “Долой стыд”, и об их акции, когда они пытались абсолютно обнаженными прокатиться в трамвае, судачил весь город. Трамвай, в котором они ехали, следовал по нынешней улице Карла Маркса, то есть поблизости от места, где многие из них учились. Жизнь казанских футуристов вообще вращалась вокруг двух зданий - Казанской художественной школы и велографии на Федосеевской, где они множили снимки. Здесь же был магазин, торгующий фотопринадлежностями, и фотостудия. В семье у Игоря Башмакова до сих пор хранятся старые фотоаппараты - его отец, помимо изобразительного искусства, увлекался фотографированием. Фотографические портреты Маяковского, растиражированные в этой велографии, сейчас можно видеть во многих изданиях, мало кто знает, что тираж этот сделан на Федосеевской. Кстати, на Федосеевской жил в дальнейшем основоположник казанской художественной критики, искусствовед и художник Петр Дульский.

А Николай Башмаков, со временем отошедший от разного рода “измов”, построил несколько домов в Казани, все-таки учился у знаменитого Мюфке, потом был откомандирован в Самарканд, где восстанавливал мечети. После его кончины семья вернулась в Казань, привезя, к сожалению, только часть архива в прошлом казанского футуриста.

Вот такая необычная история связана с обычным казанским домиком, где веселилось, спорило, мечтало “племя молодое, незнакомое”. Жаль, но история “серебряного века” в Казани действительно не очень изучена, и остается надеяться только на то, что когда-нибудь в музее Боратынского появится этот раздел, экспонаты которого смогут пролить свет на многие пока еще темные страницы литературной жизни Казани начала прошлого века.

А пока казанские домики - хранители тайн и историй - бесследно исчезают...