А Островский при чем?

Жестокие нравы, судари вы мои, царят в современном театре! Кажется, что если не придумаешь нечто, ставящее идею драматурга с ног на голову, то опозорят тебя коллеги и публика! Не ново все это, ох как не ново!

История нашего театра помнит, как молодой Григорий Козинцев ставил в мастерской ФЭКС, что в переводе означает фабрика эксцентрического актера, “Гамлета”. Коварный Клавдий у него убивал короля не с помощью яда, как у Шекспира, а посредством электрического разряда, бьющего из телефонной трубки. Как вы помните, зрелый мастер Козинцев поставил своего знаменитого “Гамлета”, уже не отходя от Шекспира ни на шаг. У Мейерхольда в двадцатые годы прошлого века в постановке “Леса” Островского Аркашка выходил к публике с огромной бородой... зеленого цвета, было в этом спектакле и много других наворотов. Двух великих наших мастеров оправдывает время, в которое были созданы эти “ниспровергательные шедевры”. Громили, увы, все - от барских усадеб уникальной архитектуры и церквей с фресками Дионисия до произведений классиков.

Конечно, напридумывать что-то от себя, любимой, не заботясь о том, что же хотел сказать драматург, гораздо проще, чем стараться поставить спектакль адекватно замыслу автора. У Чусовой так и вышло. Живут персонажи ее постановки в какое-то непонятное время, передвигаются зачастую, словно у них есть проблемы с опорно-двигательным аппаратом, да и сами они весьма экстравагантны - полноватая Варя в стильных очках; Борис в широченных брюках и рокерской кожаной куртке; Кабаниха с тинейджерскими косичками-хвостиками; Кулигин, напоминающий шофера-неудачника Адама Козлевича. Катерина...

Вот о Катерине, естественно, разговор особый. Я вовсе не призываю считать ее “лучом света в темном царстве” - тут, похоже, Добролюбов немного перегнул палку, но хотим мы того или нет, образ-то Островский написал трагический.

Катерина в исполнении Чулпан Хаматовой больше напоминает Настю из пьесы Горького “На дне” - манеры у невестки Кабановой, знаете, такие, не сказать дурного слова, вольные. Ходит кривляясь, курит без остановки чинарик за чинариком. Бежит, падает на мягкое место и произносит знаменитый монолог, первая строчка которого у нее звучит так: “Ну, блин. Почему люди не летают!”. Действительно, почему?..

Почему вообще-то интересный режиссер Нина Чусова так варварски буквально взламывает драматургию Островского? На правах версии могу предположить, что дело тут в распределении ролей. Спектакль, очевидно, ставился на Чулпан Хаматову, неплохую актрису, но отнюдь не героиню по амплуа. Хаматовой невозможно отказать в органике и обаянии, но нет в ней и малой доли трагизма, и по понятиям мирового театра она - классическая инженю. А для того, чтобы “прикрыть” инженю, получившую роль трагической героини, режиссеру просто необходимо придумать разного рода отвлекающие фенечки. Ну не обладает Хаматова трагическим дарованием - оно ведь как деньги: или есть, или нет. А как играть Катерину без трагического дара?.. Да вот так - кривляясь, подменяя искренность чувств и глубину “прыжками и ужимками”. Цельности в образе, созданном Хаматовой, нет - ощущение, что перед нами проходит всего лишь череда этюдов.

Если хочется Нине Чусовой работать с Чулпан Хаматовой, действительно любопытной актрисой, это ее проблемы. Только вот Островский с его болью, искренностью и трагедией при чем?..

Споры о том, можно ли вольно трактовать классику, отнюдь не новы. Ответ лежит на поверхности - если есть оригинальная нравственная идея, ради которой это делается, можно. Если же единственное желание, движущее режиссером, это всего лишь попытка быть оригинальным, стоит ли тревожить тени предков?