Рассердить Саддама

Бомбардировщики и “прохлада в роще”

- В октябре 1973-го я работал начальником испытательного отдела 230-го завода (сегодня - ОАО “Электроприбор”. - Т.Л.), на котором выпускали кое-какую автоматику для Ту-22. Всего в “иракской” бригаде было человек восемнадцать из разных городов. Срок командировки - три месяца. Задача - обучение летчиков и обслуживающего персонала. Но когда туда приехали, поняли: уровень техников и инженеров близок к нулю. Обучали с азов, вроде Закона Ома. В итоге почти все приходилось делать самим.

Я, например, и баки чинил. В фюзеляже - семь баков размером с нормальную комнату: сложной конфигурации оболочка из вулканизированной резины, внутри - распорки, перекачивающие насосы, датчики и так далее. Если где-нибудь потечет, все это надо отвинтить (около тысячи болтов!), сам бак сложить и вытащить наружу, где и латать, или ставить вместо него новый. Работа - по колено в керосине (весь слить было невозможно), со скудным освещением, омедненным инструментом - не дай бог искра проскочит. А если учесть, что обшивка самолета нагревалась на солнце до 95 градусов, можно легко представить, что творилось внутри. Кстати, бомбардировщики почему-то были покрашены не в пустынный камуфляж, а под джунгли - темно-зеленые с черным разводы. И это под палящим солнцем! Дотронешься случайно - волдырь обеспечен.

Но основной моей заботой были демпфера и автопилот АП-7, по которому я, к счастью, в КАИ писал диплом. А потом на меня “свалился” еще и телевизионный прицел для хвостовой спаренной пушки. Тоже была проблема. В инструкции четко сказано: гашетку жать не более 30 секунд - скорострельность такая, что стволы перегревались. Как-то прилетают - стволы висят, как крючки, - расплавились. Тогда как раз началась октябрьская война с Израилем, в которой Ирак участвовал авиацией. Естественно, продлили и срок нашей командировки - ведь Ту-22 ходили бомбить израильскую территорию. Это сравнительно недалеко. Там вообще все близко. Например, выполняя полет на маршрут, то есть на дальность, Ту-22 шесть раз облетали Ирак.

Первой моей “точкой” была самая крупная в Ираке военно-воздушная база “Хаббания”, на север от Багдада. Ее строили англичане. Громадная, с длиннющими и широченными полосами. Кроме “тушек” там базировались МиГ-21 и эскадрилья английских истребителей “Хантер”. Их обслуживали английские офицеры. Мы с ними нормально общались, и они нам даже здорово помогли. Мучились мы, мучились с этими баками, всякий раз по инструкции вытаскивая их из самолета. Англичане смотрели, смотрели и как-то говорят: “Чего страдаете? Сейчас дадим специальную замазку, заделаете их прямо в самолете - и все”. Мы втихаря попробовали - отлично! Потом вышли на туполевскую фирму, и нам официально разрешили в исключительных случаях так делать.

Там со многим были проблемы. Прислали нам пневматические инструменты, но у иракцев не было сжатого воздуха. А вскрыть крыльевые баки - с ума сойти! Пришлось сварить гигантскую отвертку и втроем ею орудовать. А чтобы отвинтить кое-какие болты, придумали систему с тросом, прицепленным к уазику. Далее. Наши самолеты стояли в капонирах - заглубленных метров на двадцать стоянках. Чтобы проводить какие-то работы, надо было загонять туда два дизельных автомобиля - один для питания, а второй качал гидравлику. А в котловане и так дышать почти невозможно. Вываливались оттуда, как из душегубки. К слову, я только в Ираке понял, что такое воспеваемая на Востоке “прохлада в роще”. Там выше сорока - обычная температура. И когда въезжаешь в финиковую рощу (а других нет - растет только то, что поливается), сразу чувствуешь прохладу, хотя и всего-то градусов на десять ниже.

Пижон Саддам

Надо сказать, наши бомбардировщики показали себя нормально. Принципиальных отказов по технике не было. При этом надо учитывать, что машины были далеко не новыми и не лучшими (со всех баз дальней авиации туда скинули неудачные самолеты, а на 22-м заводе их только подштопали и срезали оборудование для крылатых ракет), а также жуткие климатические условия.

Словом, работы было по горло. В посольство раз в месяц за зарплатой (получал я 80 реалов - 200 долларов в месяц) трудно было выбраться. И такая сволота эти посольские. Приедешь черт знает откуда - поздно, говорят, сегодня больше денег не выдаем. Да ты что, говорю, я целый день ехал, меня работа ждет! Пришлось к своему начальству обращаться, которое им доказывало, что мы не в бирюльки играем, ребят домой в гробах отправляем, но об этом - дальше...

На “Хаббания” я и познакомился с Саддамом Хусейном. Поскольку он тогда был не только вице-президентом, но и главкомом ВВС, то, когда началась война, дневал и ночевал на авиабазе. Любил расспрашивать, как у нас дела, как жизнь в СССР. Рассказывал о том, как участвовал в заговоре молодых офицеров против премьер-министра Касема, после провала которого убегал по крышам Багдада и чудом спасся. Как его тогда ранило в икру, и он пулю перочинным ножом достал. Задирал штанину, показывал шрам... В то время он уже был очень богатым человеком: штук пять вилл в Багдаде, поскольку холостой, чуть ли не в каждом селе - наложницы. И был он страшным пижоном. Жутко любил костюмы. У него их были сотни, и все сшиты в Англии, причем у портных, обслуживавших королевскую семью. Менял их по несколько раз в день. Но все равно производил впечатление малограмотного человека. И всегда сквозила у него мания величия. Говорили, что мужик он жестокий и злопамятный.

В национальный праздник - День республики - во всю длину рулежки (а это с километр) - столы. Чего там только не было! Например, гигантского диаметра пирог с пловом. Используется в нем какой-то специальный индийский рис - золотистого цвета, каждое зернышко - с фалангу пальца длиной. Вкусный страшно! Или жеребенок, целиком зажаренный на вертеле. Вокруг столов собирается вся авиабаза. Во главе - Саддам, приближенные и почетные гости. Он своими руками отрезает куски и кладет им в тарелку. Мне уши какие-то положил. Как на них глянул, так аж к горлу подкатило, и я втихаря их выкинул. Один араб, мой приятель, заметил, подошел: “Ты что делаешь?! Это же кровная обида. За это тебя и к стенке поставить могут!” А на противоположном конце стола, где простой народ, жевали обычные булки с зеленью...

Уважение к офицерам в обществе, конечно, было колоссальным. Тем более что большинство из них были баасистами, а им дозволялось многое. Например, убить человека. Поехал я как-то с одним капитаном на озеро купаться. Он как раз купил новый “Пежо”. Оба в штатском, номера тоже цивильные. И в одном месте дорогу нам пересекает стадо баранов, и стоит такой важный, толстый полицейский - не пускает машины. Капитан его капотом под зад потихоньку толкает: пропускай быстрее. Тот поначалу не обращал внимания, а потом озверел - палкой по капоту как долбанет! У нас же на морде не написано, что мы офицеры. Что ты думаешь? Мой попутчик достает пистолет, подходит к полицейскому и стреляет ему в голову. Я оцепенел сначала, а потом послал капитана подальше, поймал машину и поехал обратно. И ничего ему за это не было...

Уровень подготовки летчиков был повыше, чем у самолетной обслуги. Но что интересно: иракцы посадили на Ту-22 бывших истребителей - видно, решили, что раз самолет сверхзвуковой, так какая разница? Но истребительные-то замашки у них сохранились. По правилам, над землей нельзя было летать быстрее 900 километров в час. А они, отрабатывая бреющий полет, на двухстах метрах чуть не сверхзвук выдавали! Обшивка, конечно, гофрами пошла. Наши ребята-клепальщики измучились! Кстати, один из них там умер - отравился древесным спиртом. Ведь на Ту-22 в системе антиобледенения использовался пятидесятипроцентный раствор спирта. В Союзе он был нормальным, питьевым - не звери же, знали, что в Дальней авиации пьют. Этот спирт называли “Шпагой” - за штырь, которым мерили его уровень... А арабы в технике использовали древесный спирт. Нас, кстати, в Багдаде об этом специально предупреждали: сказали, что несколько ребят-моряков так умерли.

Баранья кровь для “неверных” самолетов

Нам пришлось выучить иракский диалект арабского языка. Переводчик у нас был больше “англичанином”, но и английский знал паршиво, потому что попросту был сотрудником органов и главным образом присматривал за нами. Я выучился языку очень быстро. Правда, потом так же быстро его и забыл. Кроме первой суры Корана, которую до конца жизни помнить буду. В Багдаде полторы тысячи мечетей. И как начнут муллы читать. В месяц поста ночью - раза три. Первое время даже вскакивал. Такой звуковой образ страны. Другой образ - обонятельный, чад жаровен, на которых они готовят всякую требуху. Ни с чем этот запах не спутаешь. Еда - вообще отдельный разговор. Основное блюдо в офицерской столовой - рис с кусочками мяса и пряностями. Очень много едят зелени. Страшно любят всякие маринадные штучки, по которым иракцы великие спецы. А какие у них базары! Жуть! Представьте: мясной ряд, висят эти туши - и миллиарды мух! Купил я раз как будто бы говядину. Варю, но запах какой-то специфический и много пены. В итоге оказалось - верблюжатина - жесткая, как подошва... И эта специфика так нам надоела! Черный хлеб, водка и селедка из Союза были лучшим подарком. К слову, пьют они вполне нормально. Из крепких напитков - водку двух основных видов. Одну мы “гуталином” называли - за схожий запах. А вторая - анисовая: если в одном конце квартала пьют, в другом запах анисовых капель слышно. Употребляют они оригинально - разбавляют водой, и водка становится белой, как молоко. А когда я уезжал из Ирака, надо было устроить традиционную отходную. Но пост - пить нельзя. Как бы: у всех ресторанов фасады завешены белыми простынями, но зайди со двора - все, что угодно... Так вот тогда муфтий, курировавший летчиков, дал нам специальное разрешение, но уточнил: только пиво. Так что эти летуны и технари делали: пиво разбавляли коньяком!

А с этим муфтием у меня интересная история вышла. В иракской армии антирелигиозная пропаганда категорически запрещена: если скажешь просто, что Аллаха нет и два свидетеля это подтвердят, - три года тюрьмы. Как-то ждали самолеты с бомбежки, сидим - я, несколько офицеров и полковой мулла, треплемся. И я в ответ на что-то сказал, что, дескать, бога нет. Они: как это?! Жили же, говорю, люди до Аллаха, и нормально жили. И вообще Аллах младше Христа, и в Коране много перепевов Библии. Полковой священник переспорить меня не смог и позвал этого более высокого рангом муфтия. Тот пришел, важный такой. Начал с того, что я неверный. И поехало. Ни до чего мы с ним, конечно, не доспорились. Он успокоился тем, что назвал меня коммунистом и отчалил, а напоследок сказал: “Больше таких бесед с ними не проводи”. Кстати, полковой священник - самая лакомая должность в армии: непыльно, никаких тебе вздрючек. Все мои технари, чтобы потом получить это место, учились заочно в духовной семинарии.

И еще о религии. Во время рамазана там по обыкновению режут баранов, и каждый техник старается “освятить” бараньей кровью свою часть аппаратуры, например, антенну радиолокатора. Для нас это, конечно, было дико, мы их пугали, что радиоволны проходить не будут.

“Сэди Володя”

8 марта 1974 года в Ираке началась гражданская война, а точнее - война с курдами. И жить там стало по-настоящему опасно. Наших ребят - и гражданских специалистов, и военных советников - тогда погибло немало. Отстреливали целенаправленно, поскольку курды знали, что мы помогали центральному правительству. И семьи погибших, кстати, ничего не получили - наше пребывание в Ираке до сих пор считается как бы секретным, нет у нас ветеранов-участников боевых действий в этой стране.

Наши самолеты ходили на бомбежки курдских деревень. А поскольку машины были оборудованы фотокамерами, мы прекрасно знали результаты налетов. Кстати, мне приходилось и бомбы вешать, хотя в жизни не имел к ним никакого отношения. Первую бомбу я полдня завешивал. Дело это довольно сложное, много всяких тонкостей. А арабы подвешивали так, что бомбы могли обратно вывалиться, напортачить что-нибудь - запросто. Один раз так и случилось. Правило было: если бомбы завешены, то никакие работы на самолете уже не ведутся. А их механик полез проверить какую-то систему, нажал не на ту кнопку, и 250-килограммовая бомба сорвалась с крепления. Я как раз рядом стоял. Сорвалась она и прыгает с носа на хвост на бетоне. Чудо, что не сработала!

А как-то фотографирование бомбежек чуть не вышло мне боком. Мой водитель-то, оказывается, был курдом. И раз, когда мы рассматривали фотографии, узнал на них родной аул. Виду не подал, а когда вез меня и еще нескольких офицеров по горной дороге, направил машину в пропасть. Только случайно мы туда не ухнули - повисли на карнизе. На допросах он во всем признался, и его расстреляли.

Случалось, нас обстреливали. Меня - раза четыре. Дело в том, что по стране мы могли передвигаться совершенно свободно, хотя за нами, конечно, всегда следили и баасисты, и военная контрразведка, и служба надзора за иностранцами МВД, и так далее. Зачем ездили? Из-за бардака, который был в иракской армии, предназначенные нам грузы часто оказывались черт знает где. Приходилось ездить за ними на разные военные базы. Как правило, прямиком по пустыне - она глинистая и совершенно плоская. Там-то и нападали. Один раз едем ночью. Вдруг - автоматная очередь. Лобовое стекло - вдребезги. Выкатились из машины. Я - за переднее колесо. А у “Лендровера” хороший бардачок - три “Калашникова” помещались. Дотянулся, взял. И давай палить во все стороны. Потом с потушенными фарами поехали дальше. Еще раз едем - опять обстрел в лоб. Я был на переднем сиденье, а двое телохранителей - сзади. Их - насмерть, а я, видно, под счастливой звездой родился - обнесло. А сколько наших таким образом погибло! И никто не знает точно, где и как - тел так и не нашли. Ведь у нас и документов никаких не было, чтобы опознать. Только что-то вроде кличек. Я был “сэди (господин) Володя”. Мне, кстати, поначалу выдали форму подполковника иракских ВВС, но когда все эти дела с курдами начались, снял ее от греха подальше - на улицах Багдада запросто стреляли в военных.

Предлагали мне пистолет, но я отказался таскать с собой эту железяку.

Примерно в это время меня перевели на военно-воздушную базу “Аскер Рашид” близ Багдада, где базировались МиГ-21 и МиГ-23. Авиация там вообще элитный род войск, а на “Аскер Рашид” и вовсе служили почти одни сынки всяких крупных чиновников. Характерная черта - у них звездочки на погонах были золотыми. И что они, пижоны, придумали? Чтобы не летать, а пьянствовать себе в столице, стали выдумывать неполадки в технике, хотя вообще относились к ней с уважением. Прилетает: “Плохо. - Что “плохо”? - Качает”. Начинаешь разбираться - все нормально. И решили их проучить. Прислали из ДОСААФ чемпионку мира по пилотажу на реактивных самолетах. Она выбрала самую плохую, по их словам, машину и как выдала целый каскад фигур высшего пилотажа, а в конце прошла над самой полосой вниз головой! И стали технари над летчиками смеяться - женщина (!) вас сделала. И все “отказы” как рукой сняло. А когда они опять начинали выдумывать, им сразу говорили: так нам, может, Светлану позвать?

Уезжал я оттуда в декабре 1974-го. И вышла у меня под занавес одна неприятная история. Саддам хотел наградить меня медалью “За воинскую доблесть”. Но на ее оборотной стороне, как мне сказали, - надпись: “За десять убитых евреев”. В посольстве мне: “Не брать ни в коем случае!” А как тут откажешься?! В общем, когда должны были мне ее вручать, я сказался больным, что, как мне передали, Саддама дико взбесило. И в аэропорту перед отлетом их спецслужбисты вытащили у меня все фотографии, пленки...

Жаль, что мы так глупо бросили Ирак - колоссальные нефтяные месторождения. Столько денег в него вложили, понастроили заводов, водохранилищ, каналов. К тому же Ирак, в отличие от других, расплачивался с нами валютой. Да и несмотря на все раздолбайство, иракская армия была самой боеспособной на Ближнем Востоке. А позорная сдача Багдада - предательство в чистом виде.