“Грибная” охота на ядерных полях

Скажи кто-нибудь выпускнику сельскохозяйственного техникума Александру Митрюшову, на каких “полях” ему придется вскоре трудиться, он бы не поверил. Но в базировавшуюся под Каунасом истребительную авиадивизию, где авиамехаником начал проходить срочную девятнадцатилетний паренек, пришел запрос: кто желает учиться на офицера?.. Вольское авиационно-техническое училище Александр Васильевич окончил в 1954 году. Как имевший одни четверки и пятерки, выбрал местом службы Краснознаменный Одесский военный округ и попал в разведывательный полк, летавший на модификации фронтовых бомбардировщиков Ил-28. Потом был Борисполь, где лейтенант впервые и увидел оборудованные для полетов в ядерное облако самолеты, которые (а вместе с ними и старшего техника Митрюшова) вскоре отправили под Керчь, в район станции Багерово, на 71-й полигон ВВС. Стоявшая там авиационная часть занималась испытаниями атомных и водородных бомб, а также сопровождением испытаний. Оттуда в 1962-1964 годах он регулярно и вылетал в командировки на Семипалатинский полигон.

Решение о создании полигона было принято ЦК КПСС и СМ СССР 21 августа 1947 года. Их постановлением была создана Горная сейсмическая станция (объект 905), которую в 1948 году переименовали в учебный полигон Министерства вооруженных сил СССР, а затем - в Государственный центральный научно-исследовательский испытательный полигон № 2. Общая площадь - 18500 квадратных километров, периметр - около 600 километров. Первые специальные подразделения начали передислокацию в район сосредоточения 1 июня 1948 года.

Полигон... А если посмотреть просто - бесконечная степь с редкими перелесками, берег Иртыша... Но летчикам и техникам особо любоваться действительно впечатляющим пейзажем было некогда. Их основная задача - после каждого испытания добыть как можно больше продуктов ядерных взрывов. Для этого в жуткий “гриб” уходили две пары Ил-28, оборудованных заборниками для радиоактивной “взвеси”. За несколько месяцев 1962 года Александр Васильевич 18 раз готовил и встречал свою подопечную четверку из полетов на облако.

“Грибная” предполетная подготовка отличалась от обычной. Все щели, выемки, лючки заклеивались перкалем - чтобы на обшивке как можно меньше скапливалось атомной грязи. Но главные хлопоты были с системой кондиционирования кабин экипажа. Обычно воздух к летчикам шел от двигателей. Но здесь это не годилось - радиоактивность. Так что систему глушили и вешали в бомболюки баллоны со сжатым воздухом. Дышать нормально, но обогрева никакого. Доходило до того, что на посадку заходили исключительно по приборам, а перед касанием о бетонку летчик просто рукой расчищал заиндевевший плексиглас и так садился. Система еще не была до конца отработана. И все помнили случившуюся недавно аварию. После выполнения полета по отбору проб на высоте 10 тысяч метров летчик разгерметизировал кабину для проверки работоспособности автономной системы наддува и потерял сознание. Штурман и стрелок-радист были вынуждены катапультироваться. Пилот пришел в себя только возле самой земли, но все же сумел выровнять самолет и удачно - остался жив! - упасть в низкорослый лес...

После посадки самолет загоняли на отдаленную стоянку, летчики выпрыгивали на подставленные стремянки и - бегом на ждущий под парами грузовик с открытым кузовом - быстрее от невидимой смерти. Дня через три солдаты начинали мыть самолет специальным порошком, после чего к машине можно было подойти, имея из специальных средств лишь резиновые перчатки и респиратор, а не в “кирасе” тяжелого защитного костюма. Но все равно фонило сильно.

После “общения” с самолетами всех ждали три палатки-”чистилища”: раздевалка, душ, а в третьей надевали на себя все новое - зараженная одежда уничтожалась. Но мойся-не мойся, а полностью избавиться от “следов” бомбы было невозможно. Больше всего “светились” руки, особенно - ногти. Пробовали мыть лимонной кислотой, помогало не очень. Однако, как говорит Александр Васильевич, никаких таких заболеваний и симптомов у него и его сослуживцев не было - к тому времени все уже были научены первыми испытаниями и к самолетам просто так не подходили. Местные продукты - арбузы, вкусный, сладкий сорт картошки - ели без опасений. А на Иртыше и многочисленных озерах, кишащих рыбой, была отличная рыбалка.

- Выедем, бывало, компанией - ведро ухи, ведро водки, - шутит Александр Васильевич.

А в самолете больше всего доставалось двигателям - через них ведь проходила вся “зараза”. Когда возвращались на базу, под Керчь, самолеты по полгода, году стояли на отдаленных стоянках. Если радиация не уменьшалась, двигатели снимали и закапывали в могильники, а на самолет ставили новые.

“Изделия” бросали бомбардировщики Ту-16 километров за сто от аэродрома. И, в общем-то, как говорит Александр Васильевич, ничего особо страшного в этом не было. Земля, конечно, ощутимо вздрагивала, да и вид гриба впечатлял (а видно его было прекрасно - испытания проводились только в ясную погоду), но все относились к этим “чудесам” вполне хладнокровно. Известны случаи, когда причастные к ядерным испытаниям летчики не выдерживали психологической нагрузки - уходили, но при Александре Васильевиче такого не было.

- У нас все были летчиками-испытателями и знали, на что шли, - объясняет он. Да и не распространялись они особо о своих ощущениях, только говорили, что при входе в облако самолет начинало здорово трясти. Впрочем, “технари” и сами не рвались к таким знаниям - “меньше знаешь, лучше спишь”. Да и секретность была жуткая. Информация выдавалась строго дозировано. Ил-28 работали с аэродрома Чаган (тогда он был больше известен под названием “Половинка”), где базировались стратегические бомбардировщики Ту-95. Так вот, местные летчики прозвали “пришлых” “глухонемыми” - слова лишнего нельзя было вытянуть. Подготовка бомб тоже проходила со всеми маскпредосторожностями: “изделия” окончательно готовили к испытаниям в ангаре, потом накрывали чехлом и везли под самолет, “подбрюшье” которого тоже, как ширмами, было закрыто чехлами.

Гораздо больший интерес, чем “какие-то там” взрывы, вызвал у авиаторов неожиданный визит космонавта Германа Титова: неподалеку должен был садиться спускаемый аппарат с Андрияном Николаевым и Павлом Поповичем, и космонавт № 2 был дежурным по трассе посадки.

- Он такой худенький, в тенниске, - вспоминает Александр Васильевич. - Солдатики с ним фотографировались. Еще бы - настоящий космонавт!

Советский Союз использовал Семипалатинский полигон больше пяти десятилетий. Последний взрыв был проведен в октябре 1989 года. Всего с 1949-го по 1990-й годы здесь провели 467 ядерных испытаний.

29 августа 1991 года указом президента Казахстана Семипалатинский испытательный ядерный полигон был закрыт. 15 мая 1992 года на базе его комплекса, а также соответствующих научных организаций и объектов был создан Национальный ядерный центр Казахстана (НЯЦ): Институт ядерной физики, Институт атомной энергии, Институт радиационной безопасности и экологии, Институт геофизических исследований и Региональный лечебно-диагностический центр. К 1994 году Казахстан покинули последние российские воинские части. В апреле 1996 года НЯЦ и агентство по ядерной безопасности при Министерстве обороны США подписали соглашение, в соответствии с которым казахские и американские специалисты приступили к обследованию и чистке полигона. Ирония судьбы: полигон, где родился атомный ответ американцам, был, по сути, ими и ликвидирован.