А счастье было так возможно
Мы входим в ткань этой постановки медленно - сначала увертюра, в которой, кажется, нет ни одной незнакомой темы, затем, когда занавес открывается, обнаруживаем на сцене милый сердцу быт деревенской усадьбы. Все прочно, патриархально, надежно. Но в воздухе словно аккумулируется тревога. И вот предчувствия подтверждаются - явление Ленского и Онегина положит конец идиллии. Сколько мы ни слушаем оперу, сколько ни перечитываем роман - все равно это событие, ставшее завязкой будущей трагедии, происходит неожиданно. Почему? Такова реакция на него Татьяны (Татьяна Мазуренко) - гром с ясного неба, ливень, пролившийся на мирное селенье, где, покрытый пылью веков, стоит дом Лариных. Сидя в зале, мы просто “считываем” ее впечатление.Появление Онегина (Юрий Ившин) не разочаровывает. Холодный, самоувереный, все время словно видящий себя со стороны. Сколько в нем позы, сколько театрального самолюбования. Красив, надменен, породист - все как у Пушкина, в голове так и вертятся строчки “Уж не пародия ли он?”. Так же холодно он проведет и сцену в саду, во время которой даст отповедь Татьяне. Последняя будет статична, очевидно, испытывая тот запредельный стыд, когда невозможно поднять глаза от пола. Потом он подаст ей руку, и она, словно кукла, обопрется на нее. И опять он будет любоваться собой со стороны. Так же театрален Онегин в сцене именин, закончившихся ссорой с Ленским (Георгий Ковриков). Ну не всерьез живет человек, играет чувствами, эмоциями, привязанностями людей. Видно, как ему скучно, как он раздражен на жизнь. Живой человек проснется в нем только после рокового выстрела, после фразы: “Убит?..” Ившин подходит к телу Ленского на согнутых ногах, он идет медленно-медленно, на доли секунды оттягивая узнавание страшной правды. Представление закончилось, рядом - реальная смерть. Он сразу не то чтобы взрослеет - стареет. Смотреть на Онегина - Ившина во время арии Гремина (Владимир Огнев) жутко. Красивый, добрый, молодой, не намного старше Онегина, Гремин - Огнев любуется Татьяной. Этот надежный великан, как ребенок, еще до конца не может поверить в свое счастье, что Она - его супруга. По лицу Онегина видно, что каждая фраза Гремина увеличивает пропасть между ним и Татьяной. Финальная сцена - квинтэссенция отчаяния, безнадежной попытки хоть что-то вернуть. Как Татьяна в эти минуты несправедлива к нему: не нужна Онегину “соблазнительная честь” покорителя сердец чужих жен, все это уже было, было в его жизни. Ему сейчас хотя бы иллюзию любви, и он будет “обманываться рад”, но даже этой малости не дает ему судьба.
Татьяна - Татьяна Мазуренко - красива и сильна. Она мудра практически с самого начала событий. Словно весь романтический запал уходит в написание письма, закончив его, она выбегает на балкон и на какое-то время застывает на фоне розовеющего утреннего неба. Кажется, как все это хорошо и впереди не может быть ничего, кроме счастья. Но дальше она будет жить словно в коконе, куда плохо доносятся людские голоса, вся сосредоточившись на своей сердечной ране. Еще до приезда Онегина она знает, каким будет его ответ. Любовь дает ей прозорливость. Точно как и в последней сцене она предвидит - счастья с Онегиным ей не видать. Невозможно предать мужа, для которого ты свет в окошке, и жить, зная, что сделала его несчастным. Сильная любовь Гремина, его сосредоточенность на ней не оставили Татьяне ни одного шанса на уход. Романтизм остался в прошлом, она, похоже, очень реалистично разбирает ситуацию их треугольника.
Итак, театр показал нам трагедию молодых людей. Как приятно отметить, что главные партии исполнили солисты, которые являются практически ровесниками своих героев. Это относится и к Ленскому (Георгий Ковриков) создавшему весьма романтический образ поэта, и к Ольге - непосредственной Ксении Вязниковой. Исполнилось пожелание композитора - Чайковский страшно боялся, что солисты, давно уже пережившие бальзаковский возраст, могут испортить его оперу, а посему предпочитал, чтобы ее исполняли в частных антрепризах. Увы, во многих постановках, виденных нами, опасения Петра Ильича вполне подтверждаются, ведь никакое мастерство не спасет, если отсутствуют молодость и непосредственность реакций.
Постановка “Евгения Онегина”, заявленная как концертное исполнение, в результате вылилась в трогательный спектакль, где нет отвлекающих от главного - человеческих чувств - режиссерских вывертов, а есть хороший российский психологизм, по которому мы соскучились в последнее время. И в наш прагматичный век, когда любовь и верность становятся, пожалуй, большой редкостью, мы, сидя в зале, льем слезы оттого, что “счастье было так возможно, так близко”. Но это “близко” так далеко.