Бессменный часовой

У озера

С Архиреевым интересно и приятно разговаривать - мысли у него нестандартные, и зачастую в вещах обыденных он видит то, что мы не можем разглядеть. С Подлужной он уехал два года назад - дали квартиру, из окон которой виден урбанистически-скучный пейзаж - проспект Ямашева. В одной из высоток здесь у него на десятом этаже и дом, и мастерская. Все, как обычно у художников: на стенах работы, в комнате художественный беспорядок и пахнет холстами и красками. Из необычного - снимок острова Свияжска, сделанный с вертолета Владимиром Зотовым. “Здесь, говорит Архиреев, я родился”. Мать была репрессирована, и он появился на свет в ГУЛАГовской тюрьме на Свияжске и до четырех лет воспитывался в детском доме для детей заключенных на этом граде-острове. Узнал он об этом уже во взрослом возрасте, мать всю жизнь молчала. Тайну рождения ему поведала тетя.

Потом уже, когда с матерью воссоединился, жил неподалеку от клуба Урицкого. Так на всю жизнь и отпечатались в памяти лодки на озере возле клуба, танцы, гипсовые девушки с веслами, буфетчица в дешевеньких сережках, разливающая пиво. Такой вот колорит Казани шестидесятых. Смотрел он здесь все фильмы тех лет - мама в клубе работала кассиршей. Неподалеку от клуба была улица сплошь из коттеджей, в палисадниках которых царствовала сирень. Может быть, отсюда такое пристрастие Архиреева к ее душистым веткам, которые то и дело появляются на его полотнах?..

В клубе Урицкого он получил первые уроки живописи. Здесь вел студию молодой тогда художник Николай Индюхов. Поначалу мальчика Гену он встретил без особого энтузиазма - ну вот, еще один пацан пришел. А потом начал выделять. Индюхов был силен природной хваткой, много не говорил, но руку ученику “поставил”. На разных выставках Архиреев участвовал, а вот в училище не пошел. Почему? Внятного ответа я не получила, да и нужен ли он, точный ответ, когда художник из Геннадия Архиреева получился трепетный?

Любите ли вы театр?

Однажды он сидел в кафе и пил какую-то бурду. Взгляд упал на то, что за окном. А за окном был Качаловский театр. Архиреев вспомнил Чехова и пошел наниматься на работу. Его взяли художником-исполнителем.

Это было счастливое время для Качаловского - эпоха Наума Орлова, его фундаментальных постановок, исканий молодой Аллы Бабенко, на чей спектакль “Валентин и Валентина” невозможно было попасть. Архиреев “красил “декорации для “Варваров”, подновлял для “Валентины”. Это было скучно и рутинно. Но театр ему понравился и стал близок. Было любопытно смотреть, как актеры, которые только что потрясали сердца зрителей игрой, уходя за кулисы, разгримировываются и становятся обыкновенными. Память сохранила, казалось бы, разрозненные эпизоды - пустая сцена, горит дежурный свет, на сцене стоит рояль и за ним прекрасно импровизирует актер Борис Петров (ныне ведущий артист Челябинского театра). Потом он долго говорил с Архиреевым о спектаклях, о том, кто из актеров подходит больше для той или иной роли. Другой эпизод, который запомнился, произошел на гастролях на юге. Он получил нагоняй не по делу от взрывной Аллы Бабенко и сочувствовавшая ему его непосредственная начальница дала Архирееву выходной. Он поехал в Алушту, и там впервые в жизни увидел огромные, настоящие морские волны - стихия накатывала на берег, она пугала и манила своей тайной, скрытой за толщей воды.

Что он вынес из театра? Он научился условности, которая, если ее не понимать, может стать камнем преткновения в живописи. Еще он понял, что дверь в искусство трудно открыть. И надо очень постараться, чтобы это сделать.

Где эта улица?...

Излагать “творческую биографию” Геннадия Архиреева, как это принято, наверное, нет смысла. Работает, участвует в выставках - все как у всех. Тот, кто хочет узнать о нем побольше, пусть посмотрит его картины. Кстати, сейчас в центре “Эрмитаж” - Казань” проходит его персональная выставка, которая завершится 25 октября аукционом. Одним словом, биография этого художника - в его картинах.

О чем бы мы ни говорили, разговор все время сворачивает к старой Казани, к его дому на Подлужной. Увы, многие уголки нашего города только на работах Геннадия Николаевича и сохранились, он, можно сказать, его летописец.

На Подлужной жил в “полукаменном” доме с деревянным вторым этажом. У него была печка, любимый сосед Лев Соколов (художник показываем мне его карандашный портрет) и кот Серый. В мастерской стоит фотография в раме - художник с хитро улыбающимися глазами держит на руках огромного серого красавца, который на Подлужной родился на крыше его дома. Не прижился котяра на новом месте - погиб. До сих пор Архиреев жалеет своего друга.

Еще на Подлужной были дома, на крышах которых рядами стояли скворечники (ну кто сейчас делает эти домики для птиц?) и, конечно, сирень. Было много старых предметов, которые потом чудным образом попадали на его полотна и “герои” натюрмортов до сих пор рассказывают нам свои истории.

Задаю вопрос, без которого беседы с художниками не обходятся: где черпаете сюжеты? “Из воздуха, из взгляда”, - отвечает Архиреев. Иногда он сидит на кухне и вдруг слышит - сигналит автомашина. И понимает: это послание оттуда, из начала пятидесятых годов. Черная машина, печальный “черный воронок”, который переехал миллионы жизней в России, на нем, может быть, увозили в ГУЛАГ мать Архиреева, так часто и так неожиданно он появляется на его работах. Однажды его картину, где был этот черный автомобиль, купили на выставке в Европе. А потом покупательница, “мадама” Катарина (Архиреев иногда так насмешливо-уважительно называет женщин), прислала ему вежливое письмо на английском. Письмо художнику перевели, и он узнал, что госпожу Катарину сначала отговаривали покупать эту, как ей говорили, “безрадостную” картину. Но она все-таки ее купила, и теперь она висит у нее над диваном. “Когда я ее повесила. то вдруг почувствовала, что она здесь как будто уже много лет висит”, - писала “мадама”. Выходит, европейская покупательница почувствовала нашу российскую боль и не испугалась ее?..

Архиреев говорит, что сейчас опять оказался “на острове”. Действительно, в многоэтажке его квартира с ее старинными зеркалами, в которые одновременно и хочется, и страшно смотреться, с уютным запахом кофе, доносящимся из кухни, - это остров среди урбанистического моря нового квартала. Архиреев не любит из нее выходить. Он не ходит в находящийся напротив дома парк Победы - Какой, говорит, это парк? Пойду туда, когда перестанут бросать окурки у монумента павшим. В его правоте трудно усомниться.

Как большинство наших художников, не состоящих на государственной службе, Архиреев живет тем, что продает картины. Это, говорит, только удачливые их легко продают, остальным трудно. Архирееву помогает жена Светлана, чей портрет украшает стену мастерской. “Она, говорит художник, у меня умница”. Слава Богу, что есть такая умница и помощница в его жизни. Иногда друзья сосватают покупателя. А иногда напишет он картину и думает: продавать или не продавать? И не всегда расстается cо своими работами. На вопрос: “Как ведете бизнес?” в ответ смеется - Нет, говорит, у меня такого понятия - “бизнес”. Заработать, конечно, хочется, почему бы не заработать?.. Иногда пишет картины на заказ, и, по словам жены, получаются они у него весьма удачно. Потому что Архиреев учитывает личность заказчика - мудрый человек.

У него действительно внешность мудрого волхва - темно-карие ироничные, все понимающие глаза и седая борода, в которой он без конца гасит улыбку. Мудрецы, они ведь многому улыбаются. Кажется, что такие люди, как бессменные часовые, охраняют ауру нашего города от окончательного разрушения. Часовые любви, которым пока нет смены.

...И опять я спрашиваю: как же вам здесь живется - без посеревших от дождя заборов, без печного дыма, без дурмана персидской сирени? “Да я же не здесь, я ТАМ”, - говорит Архиреев.

Я понимаю, что он действительно ТАМ. В доме, окруженном скворечниками, и покуда это ТАМ длится, сюжеты к нему будут приходить.