Гимн хард-рока

Как говорят, обычно на концертах Deep Purple никакого “разогрева” не бывает. Но в Казани организаторы шоу решили выпустить перед прославленными хард-рокерами какую-нибудь туземную группу. Зачем это было сделано, непонятно. Разве что для контраста или из глумления над отечественным хард-роком. Игра так и не представленного, но, по всей видимости, являющегося осколком группы “Парк Горького” трио вызвала крайне тягостные впечатления - и по качеству исполнения, и по внешнему виду, и по манере держаться на сцене, и по самой сути песен. О звуке и говорить нечего. На секунду возникла паника: неужели и Deep Purple будут звучать так же?! Нет, невозможно! Забегая вперед, скажем, что, хотя все шероховатости акустики Баскет-холла ликвидировать так и не удалось, звук был классным.

После 45 минут псевдомузыкальных мучений техники убрали со сцены аппаратуру паркгорьковцев. Финальная проверка техники. Со стоящей на возвышении ударной установки снимается чехол - огромный британский флаг, минута темноты, и они - Иэн Гиллан (вокал), Роджер Гловер (бас-гитара), Иэн Пейс (ударные), Стив Морс (гитара) и Дон Эйри (клавишные) - на сцене под огромной надписью-логотипом с обложки альбома Stormbringer - “Deep Purple”. Напомним, название группы было придумано выступающим ныне сольно гитаристом Ритчи Блэкмором. В 1968 году во время первых репетиций на столе студии постоянно лежал лист бумаги и ручка. Каждый, кому в голову приходило название, мог его записать. Вариантов становилось все больше (всерьез обсуждались Orpheus - “Орфей” и Fire - “Огонь”), пока однажды утром в конце списка не появились два слова, вписанных Ритчи Блэкмором - “Deep Purple” (темно-пурпурный, багровый). Это было название любимой песни его бабушки с пластинки, записанной еще до войны оркестром Дюка Эллингтона. Жаль, конечно, что мы не увидели Блэкмора - человека оригинального, который еще до Deep Purple прославился не только виртуозной техникой игры на гитаре, но и взрывчатым темпераментом, а также неумением и нежеланием сдерживаться в общественных местах. Но, надо сказать, новый гитарист, американец Стив Морс, - в высшей степени достойная замена этому выдающемуся музыканту. У него очень непринужденно получается не цитировать своего несравненного предшественника и в каждую написанную тем композицию или гитарное соло вносить что-то свое. А сделать это, думается, ох как непросто - старые песни Deep Purple уже давно стали такой железобетонной классикой, что любая надуманность, отсебятина и настроенческая фальшь в исполнении воспринимаются не иначе, как преступление.

Начали Deep Purple со старого боевика Pictures of Home с альбома 1972 года Machine Head - самой популярной и коммерчески успешной своей пластинки, после выхода которой они на какое-то время стали самой популярной группой в мире. Поскольку номера с этого эпохального диска проходили через вчерашнее выступление красной строкой, есть смысл вспомнить о нем подробнее. Machine Head записывали в швейцарском городе Монтре. Запись планировалось проводить на передвижной студии, которую хотели поставить около концертного зала “Казино”, провести от нее провода на большую сцену внутрь здания, где размещались бы музыканты с инструментами. Но в один из дней, когда в “Казино” проходил концерт Фрэнка Заппы, кто-то из зрителей пустил в потолок цветную ракету. Начался пожар, “Казино” сгорело, записывать пластинку было негде. Пришлось снять пустовавшую гостиницу Grand Hotel. Зато пожар в “Казино” вдохновил на песню, которая стала одной из самых известных композиций группы - Smoke on the Water. Основные ее слова Иэн Гиллан набросал на бумажной салфетке, глядя из окна на озеро, над которым еще стелился дым пожара. Название же песни, ставшее ее припевом, приснилось Роджеру Гловеру три дня спустя. Он проснулся посреди ночи, весь в поту, и почему-то громко сказал: “Smoke on the water!” В Казани этому гимну хард-рока подпевал весь зал. Также с этого альбома была исполнена замечательная джаз-роковая Lazy, которой предшествовало эффектное, выдержанное в лучших традициях соло на органе. Отметим, что, конечно, Дон Эйри - суперпрофессионал, но все же как-то немного не хватало колоритной фигуры духовного лидера группы и, вне всяких сомнений, выдающегося, титанического масштаба клавишника Джона Лорда. К сожалению, он решил уйти в рок-отставку, посвятив себя экспериментам с классической музыкой. Впрочем, Лорд оставил группе свой уникальный орган, которых в мире осталось всего несколько штук. Звук, конечно, потрясающий. И классику Эйри исполняет столь же впечатляюще, как и Лорд. Кстати, именно Лорду принадлежит один из первых удачных опытов по синтезу классической и рок-музыки. В апреле 1969 года он рассказал о своей мечте написать сюиту для группы и симфонического оркестра, которую хорошо было бы исполнить в Королевском Альберт Холле. Менеджер Тони Эдвардс без разговоров позвонил в Альберт Холл и снял помещение для концерта в сентябре. Когда Джон понял, что Эдвардс не шутит, то засел за сочинение музыки. Когда первая часть была написана, знакомый музыкальный издатель показал ее маститому дирижеру - доктору Малкольму Арнольду. Маэстро посмотрел партитуру и, к удивлению ребят, дал согласие дирижировать концертом. Но вот репетиции с симфоническим оркестром проходили сложно. Несмотря на то, что в оркестре было сто десять музыкантов, один аккорд электрогитары без труда перекрывал их всех. Встала проблема музыкальной и психологической совместимости: выпускники консерваторий с негодованием взирали на группу “неучей”. Сюита звучала скверно. Вскоре и мятеж назрел: дама из виолончельной группы заявила, что она не для того пришла в Лондонский филармонический оркестр, чтобы играть с какими-то второразрядными “Битлз”, и в гневе покинула аудиторию. Положение спас доктор Арнольд. Он велел оркестру перестать заниматься глупостями и постепенно сумел добиться нужного звучания. Концерт прошел с успехом, финал был исполнен на бис, а аплодисменты в конце не смолкали четверть часа. Та самая виолончелистка подошла к Джону Лорду, извинилась и сказала, что получила удовольствие. И, кстати уж, еще об Альберт Холле. В этом престижнейшем зале группа заканчивала гастроли 1971 года. Ажиотаж и угар публики были такими, что после этого концерты рок-групп в Альберт Холле были запрещены на вечные времена...

В Казани на сцене музыканты держались совершенно естественно и непринужденно, а босоногий Гиллан то и дело спускался в зал, вызывая восторг у публики, которая бросалась пожать руку и пообниматься, и видимый напряг у охраны, старавшейся слишком пылких и продолжительных объятий не допускать. Один раз вокалист даже забрался на одну из звуковых башен возле сцены. Кстати, об охране и порядке. Наверное, все же неправильно делать на такой рок-концерт только сидячие места. Почему бы не дать народу порезвиться (в разумных пределах, конечно) у сцены. А то пускавшихся в пляс поклонников тут же окорачивали, а собиравшуюся в центральном проходе толпу то и дело разгоняли по местам. Только под самый занавес концерта народу позволили подойти к сцене.

Deep Purple прошлись почти по всем своим старым хитам, - Into the Fire, Strange Kind of Woman, When a Blind Man Cries, Space Trucking, - которые перемежались композициями с последнего альбома Rapture of the Deep. В попурри из старых рок-хитов прозвучали отрывки из Beatles и Led Zeppelin. А когда после затяжного гитарного соло началось мгновенно узнаваемое вступление к песне Highway Star, зал поднялся и уже больше не садился. В финале народ не хотел отпускать группу, и Deep Purple выдали на бис Hush и Black Night.

Думаю, нет нужды говорить о том, что все было сыграно на высочайшем уровне. Надеемся, он и будет мерой в выборе приглашаемых в Казань исполнителей.