Без башни

Фильм, удостоенный второго по значимости приза в Каннах, - третья работа мексиканского режиссера Алехандро Гонсалеса Иньяритту. Успех его первого фильма, малобюджетной криминальной драмы “Сука-любовь”, был настолько ошеломляющим, что привлек в “21 грамм”, второй фильм мексиканца, голливудских звезд. А в третью работу продюсеры вложили такие средства, что критики уже упрекнули проект в амбициозности и излишнем размахе. Может быть. Но речь пойдет не об этом.

Ощущение от двух первых фильмов - свежо, страшно, больно. Так, словно с живого человека сдирают кожу, отделяют мускулы от костей. Не поймите превратно, никакой вульгарной расчлененки. Иньяритту разнимает кокон человеческих эмоций. Надо иметь стальные нервы, чтобы пересмотреть, скажем, “Суку-любовь”.

Новый фильм сдержаннее и проще. Догадаться, чем закончится “Вавилон”, нетрудно. Ощущение, что постоянный соавтор Иньяритту, сценарист Гильермо Арриага, адаптировал чудные сценарии двух первых фильмов для массового зрителя. Раньше, в “Суке-любви” и “21 грамме”, было барокко. Несколько сюжетов разворачивались нелинейно, стрелки часов вращались как угодно, а в финале наблюдалось баховское равновесие страстей, божественная арифметика приводила жизнь и смерть к тождеству. В “Вавилоне” барокко уступило место классицистской схеме. Три (а точнее, четыре) истории в трех разных концах света смонтированы строго в порядке очереди, в темпе вальса: раз - два - три, раз - два - три - четыре.

Сюжет - вопиющий у Иньяритту случай - можно пересказать в двух абзацах.

Марокканские мальчишки стреляют из отцовской винтовки в туристический автобус - на спор: долетит - не долетит пуля. Ранят американку (Кейт Бланшетт), мать двух малышей. Она и отец детей (Брэд Питт) не нашли места лучше, чем север Африки, где много арабов-террористов, чтобы выяснить отношения. Тем временем няня-мексиканка тащит оставшихся на ее попечении ребятишек в Мексику на свадьбу сына - и это при том, что работает в США незаконно и доверенности на малышей у нее нет. Все кончается очень плохо: полицейские убивают одного из арабов-мальчишек, женщина-американка, скорее всего, потеряет руку, няню-нелегалку выдворяют из Штатов. А четвертая история связана с ружьем, выстрелившим в пику Чехову в начале. Дело в том, что винтовка принадлежит японскому охотнику - отцу глухонемой девочки-подростка, которую на протяжении фильма мучает свойственная ее возрасту проблема пола, для инвалида - почти не решаемая.

Четыре драмы с трагическими развязками - и никому не сочувствуешь. Потому, что герои сами виноваты в своих несчастьях - им в голову не приходит задуматься о возможных последствиях их действий. Живут одним днем, “без башни”. “Я не плохая, я глу-упая”, - плачет мексиканка, заблудившаяся с малышами в пустыне на нейтральной полосе между США и Мексикой. Не оправдание. Глупость и легкомыслие, по мнению создателей фильма, Иньяритту и Арриаги, преступны. Попытайтесь найти в фильме хоть одного невиновного в собственных бедах. Разве что курица, которой на мексиканской свадьбе скручивают голову. Но на то она и курица.

При желании социокультурные посылки, объясняющие псевдоемкое название фильма (в английском - четче и глуше: “Babel”), вычитать легко. Но зачем? Глобализация, расслоение, проблемы мигрантов, угроза террора и прочее, и прочее. Не хочется думать, что Иньяритту снял фильм на злобу дня.

Может быть, все проще, и “Вавилон” - потому, что на время “горячими” становятся три точки в разных концах Земли? Не ново.

Может быть, все еще проще. “Вавилон” - очень уж кассово, ну любят прокатчики, чтоб с размахом и не заумно. Надо ведь и для массового зрителя что-то припасти, как еще продать арт-хаус? А так - все прозрачно, “горе тебе, Вавилон, город крепкий”. Ничего подобного. Фильм Иньяритту - о легкомыслии и безответственности, о том, что живем мы, не ведая, что творим.