Заклятие огнем и мраком

Акценты в спектакле расставлены с первых же минут, и расставлены четко - перед нами черно-красное пространство трагедии. Огромный костер на заднике - символ всепоглощающего огня, помост, на котором, как на месте казни, существуют герои, да отдающие холодным блеском рыцарские доспехи. При виде их, а также стальных тросов, спускающихся из-под потолка, у меня почему-то возникала ассоциация с пыточной камерой. “Казнь” - вот, пожалуй, ключевое слово для понимания казанского “Трубадура”. История, начавшаяся с казни старой цыганки, казнями и закончилась, а казнены, каждый по-своему, все главные герои спектакля - от Леоноры и Манрико до Азучены и графа ди Луна, который, убив брата, будет подвергать себя медленной психологической казни всю жизнь. Страшно? Еще как!

Когда в 1850 году Верди взялся за написание музыки к сюжету романтической драмы Антонио Гутьереса, почитателя Виктора Гюго, композитор к этим страхам был готов. Сюжет так увлек его, что “Трубадур” был написан всего за 29 дней. Композитор просил либреттиста Сальваторе Каммарано написать сюжет, “богатый идеями и сильными ситуациями”. Сильных ситуаций в “Трубадуре” предостаточно, и Бергер-Горски четко их отслеживает в своей постановке.

Верди писал: “Люди говорят, что опера слишком мрачна и в ней чересчур много смерти, но, в конце концов, смертью наполнена жизнь...Что еще в ней есть?”.

Забегая вперед, скажу, что Бергер-Горски выводит на первый план иную составляющую жизни - любовь. Впрочем, она часто идет рука об руку со смертью.

Пространство оперы (и это очень хорошо прочувствовала постановочная группа, работавшая над спектаклем в Казани) получилось мистериальным - гадания и тайны, похищения и зов крови. И над всем этим - призрак сожженной цыганки и ее дочь, сама уже похожая на призрак. Все это в казанском спектакле подчеркивает и сценография, и те режиссерские приемы, что использует Бруно Бергер-Горски.

Мистические произведения иногда влияют на судьбу авторов, и порой кажется, что Верди заигрался в потустороннее и эти силы дали о себе знать, - во время работы над “Трубадуром” ушла в мир иной его мать, умер, не доведя работу до конца, либреттист Сальваторе Каммарано. Дописывал либретто молодой поэт, так же поклоняющийся романтикам, Бардаре.

Много неясного в либретто - как, например, можно перепутать родного и чужого ребенка? Каким образом воспитанник цыганки мог стать трубадуром и военачальником претендента на арагонский королевский престол? Но, похоже, что авторов оперы логические объяснения не очень-то и волновали - по законам романтического типа мышления и аналогичного типа творчества для них важнее чувства.

А они вступают в соревнование, потому что как бы ни любили друг друга Леонора (Галина Шестернева) и Манрико (Ахмет Агади), чувство мести, которое буквально выжигает душу Азучены (Дина Хамзина), почти так же сильно и могущественно. Во всяком случае, интригу движет не только любовь, но и месть, которой, кстати, так же одержим и граф ди Луна (Юрий Нечаев).

В спектакле складывается любопытный, и отнюдь не любовный треугольник. Это Манрико, ди Луна и Азучена - люди, несущие на своих лицах отблеск Танатоса. Люди, способные убить. Леонора - другая. Одев ее в мягкие, светлые одежды, режиссер словно вывел героиню из этого страшного круга, ее добровольная гибель в конце спектакля воспринимается как нелепая случайность, скорее, не как акт отчаяния, а романтическая бравада.

Вторая героиня - Азучена, конечно, потерпевшая сторона, но если посмотреть по-другому, человек, одержимый манией мести, безумен и опасен. Азучена для ди Луна - существо фатальное, не случайно во время эпизодов с участием графа она часто безмолвно присутствует рядом. Очевидно, так режиссер хотел подчеркнуть, что цыганка живет только мыслями о мести графу и его семье. Жаль, что этот, по сути, небезынтересный ход прозвучал у Бергер-Горски не совсем внятно.

От исполнительницы партии Азучены в спектакле многое зависит, и дело даже не в вокальных данных - не осилить эту партию без таланта драматической актрисы. Выбор Дины Хамзиной на эту роль можно назвать суперудачным - хрупкая, пластичная (если бы не седой парик, ее можно было бы принять за подростка), с необычайно выразительным руками, с огромным драматическим темпераментом, певица весь спектакль провела с неослабевающим накалом.

Обладательница выразительного лирического голоса Галина Шестернева выполнила все вокальные задачи, что ставятся перед исполнительницей партии Леоноры, безупречно. В актерском плане хотелось бы видеть образ чуточку ярче, чувствуется, что драматический потенциал у Шестерневой есть. “Вытянуть” его на поверхность должен помочь режиссер.

Вообще на премьере погрешностей в плане вокала не было. Изумительно звучал голос у Ахмета Агади - исполнителя партии Манрико, не было проблем со звучанием, которые у этого солиста иногда случаются, у Юрия Нечаева - графа ди Луна. Агади, который от работы к работе раскрывается еще и как любопытный драматический артист, создает образ романтического героя в чистом виде - высокий, с гордо посаженной головой, очень пластичный.

Отдельно хочется сказать о хоре, с которым работала главный хормейстер театра Любовь Дразнина - красивейшие вердиевские хоры были исполнены безупречно. Оркестр также звучал весьма сбалансировано и выразительно, в чем можно видеть заслугу маэстро Марко Боэми - музыкального руководителя постановки.

...Когда звучит дуэт Леоноры и Манрико, солисты делают руками пассы и словно натыкаются на невидимое нами стекло. Они вроде бы вместе, но этим стеклом непонимания как будто разделены. Грехи прошлого, которые совершили не они, а представители другого поколения, отзываются на них, воздух пропитан жестокостью и местью, от которой не спасают ни любовь, ни волшебное пение трубадура. Огонь, которым охвачена вся сцена в финале, огненный круг, в котором гибнет Азучена, словно очищают все вокруг, для того, чтобы закончилась история про месть, и началась другая, более светлая.