Работа - прямо под облаками... Промальпинисты видят город более красивым, чем мы...

Нашему собеседнику 35 лет. Хотя по паспорту он - Виталий, друзья зовут его Витасом. И дело тут не в его стремлении к какой-то вычурности и оригинальности. Просто на высоте, на которой они работают, даже несколько секунд, потраченных на произнесение имени, могут значить очень многое.

Впрочем, сам Виталий Смагоринский, согласившийся рассказать нам об этой профессии, к ее опасной составляющей относится достаточно спокойно:

- Это только по первости имеет какое-то значение. Потом потихонечку привыкаешь, но главное, чтобы опаска все равно оставалась. Это необходимо для того, чтобы не забывать о технике безопасности. Очень часто именно опытные работники получают травмы из-за того, что начинают думать: “И так сойдет!”

Всего в Казани, по словам нашего собеседника, промышленных альпинистов наберется примерно полторы сотни. При этом он особо отметил, что среди его казанских коллег достаточно велик процент людей с высшим образованием, есть даже один кандидат наук. Большинство из них сосредоточено в нескольких фирмах, которые занимаются высотными работами, но немало и таких, которые работают небольшими устоявшимися командами. А некоторые и вовсе предпочитают трудиться сами по себе. К ним относится Виталий.

В промышленный альпинизм он попал, можно сказать, случайно. Учился на физфаке КГУ, уходил из университета, потом снова восстанавливался, а в 1996 году его пригласил “повисеть” друг. Для Виталия с тех пор промальп стал основной работой.

Помимо заданий, названных выше, приходится заниматься и работой внутри помещений, которая считается всесезонной.

- Иногда встречается какой-нибудь сложный и интересный монтаж внутри здания. Например, пару лет назад мы монтировали светодиодные телевизоры на МЕГЕ над уже готовым катком. Вообще-то, промальп используется везде, где другие методы либо невозможны, либо излишне дороги.

Наверное, если бы такая работа не оплачивалась хорошо, немногие бы рискнули повиснуть на несколько часов “между небом и землей”. Обсуждая вопрос о деньгах, Виталий соглашается с нами:

- Мы получаем... ну, скажем так - достаточно, чтобы не переходить на другую работу. Если за трудодень получается менее двух тысяч, то тогда вообще предпочитаем за эту работу не браться. В конце концов снаряжение стоит денег, нервы тратятся - какая-никакая опасность присутствует. Опять-таки, те же самые операции, которые можно сделать с подмостей, на веревках требуют куда больших усилий.

Тем не менее несчастных случаев с казанскими альпинистами в последнее время наш собеседник не припомнил:

- Насколько я знаю, за последние два месяца такого не было. И о случаях со смертельным исходом за последнее время не слышал. Как правило, несчастные случаи связаны с неправильной оценкой опоры. Или с тем, что альпинист расположился под неправильным углом. Усталость, невнимательность тоже влияют. Очень редко бывает, если у кого-то веревка обрезалась об острые края, ребята стараются следить за этим.

Однако, как вскоре выяснилось, “ребята” в разговоре о промальпинистах, это не более чем фигура речи. Желающие “работать вися”, оказывается, есть не только среди мужчин.

- Есть и девушки, но они, как правило, редко задерживаются на этой работе, - комментирует Виталий. - Все-таки мужской организм более вынослив, более рассчитан на физические нагрузки. Есть пара девушек, которые и после 30 лет висят, но эпизодически стараются заниматься другой работой. И правильно делают.

Почему промальп считается все-таки мужской профессией, стало ясно после того, как мы попросили нашего собеседника рассказать о неординарных случаях, произошедших с ним на работе.

- Вешали лебедку-тельфер в одном из торговых центров города. Забираться под крышу было крайне неудобно, и когда я наконец повесил лебедку, то от усталости сделал одно неосторожное движение и “распахал” себе руку макетным ножом. Завис я под этим куполом, а внизу - уборщица. Наверное, минут 15 мы соревновались: у меня кровь быстрее бежит или она быстрее ее затирает. Ну что ж, потом спустился, замотался, даже машину домой довел. А рану зашили, так что ничего страшного.

Другой случай произошел, когда Виталий на одном из заводов демонтировал старые воздуховоды. Работал в неудобном месте - пришлось зацепиться и висеть в наклонном положении...

- Воздуховод был облицован деревянной опалубкой, так что мне пришлось работать резаком и одновременно тушить периодически загорающиеся деревяшки прихваченной с собой водой. На мне были платок-бандана и плавательные очки для защиты глаз от искр. Продолжалось это достаточно долго, и тут я неожиданно замечаю, что надо мной, откуда только что шел холодный воздух, - тепло. До меня даже не сразу дошло, что я горю. Оказалось, что искры от горящей опалубки упали на бандану и она загорелась. А у меня в руках газовый резак, который просто так не бросишь - упав, он пережжет шланги, а там уже и до взрыва баллонов недалеко. Пришлось его сначала выключить, потом дотянуться до мостков и только потом все это с себя сбросить. К тому времени, когда я отстегнулся, от банданы и очков осталось лишь маленькое догорающее пятно пластика. В результате у меня сгорела половина бороды и часть шевелюры. К счастью, обошлось без ожогов.

Другая история относится к 1997 году, когда Виталий вместе с напарниками втроем обновляли фасад дома на улице Баумана:

- Завесились мы с краю дома, и получилось так, что у всех троих опора, которой была веревка-фал, одна была своя, а другая - общая, закрепленная за стоящий на крыше воздуховод, внешне похожий на печную трубу. У каждого из нас с собой было по ведру раствора, ведру воды и ведро с цементным молочком, что в целом давало килограммов под 30 лишнего веса. Я завешивался последним и еще не успел поднять все свои ведра, как услышал: свистит что-то надо мной. Потом кирпич пролетает. И общая опора вдруг резко обвисает. Оказалось, “печную трубу”, за которую мы все зацепились, просто вырвало из кладки, и она под нашим весом покатилась по крыше. Представьте - три человека висят на одной веревке и на каждом еще килограммов по 30 лишнего веса. Но никто же не видит, что там на крыше, и никто не знает, что оттуда прилетит вслед за кирпичом. И тут все трое, не сговариваясь, практически синхронно подтягиваются на одной руке, второй сдергивают узел страховки и быстро оказываются внизу. С момента срыва прошло максимум секунд пять. Поменьше бы, конечно, таких историй, но - бывает.

Однако романтика промальпинизма, по мнению нашего собеседника, состоит прежде всего не в опасности, а в возможности показать свое мастерство. Нашему собеседнику пришлось попутно научиться пользоваться сварочным аппаратом, вспомнить свои навыки по отделке и ремонту помещений.

А романтика... К ней Виталий относится сейчас гораздо спокойнее...

- Состояние, когда висишь и думаешь что-нибудь типа “Я круче вас!”, очень быстро проходит. Этим страдают только любители и новички. А ты после нескольких лет такой работы разве что отмечаешь, как красив город. Мы его видим более красивым, чем другие... Особенно - если здание достаточно высокое.

Ну а что дальше? Насколько перспективна эта работа? После таких вопросов Виталий надолго задумывается.

- Я об этом размышляю последние лет десять. С одной стороны - возрастного предела промышленному альпинизму вроде бы нет - не так давно им стал заниматься даже монтажник пенсионного возраста. Послушал сына - и ничего, нормально работает. Но мне до пенсии висеть не хочется. Но вот найти что-нибудь, что достаточно хорошо кормило бы меня и при этом было бы так же интересно, как промальп, пока не удается. Так что вопрос этот для меня открыт.

- Виталий, как вы рассказали, вы с женой воспитываете сына. Когда он вырастет, вы бы хотели, чтобы и он стал промышленным альпинистом?

- Надеюсь, что нет. Надеюсь, что он, в отличие от папы, будет работать головой.