Россия у каждого своя

Одно из самых ранних воспоминаний: к быстрой темной Клязьме с горки бежит выжженная солнцем тропинка, вдоль нее янтарные сосны - в небо, вдоль речки - камыши, а у воды возится в радужных брызгах такая же мелкота, как я, в пестрых песочниках и белых панамках. Мамы и бабушки сидят поодаль под тенистыми деревьями и наблюдают за отпрысками. И так хорошо от солнца, от воли, от бескрайности и защищенности этого мира, что хочется кричать во весь голос. И я поднимаю голову к солнцу и кричу от полноты чувств. За что и получаю.

А потом были тесные кремлевские церкви, с низкими потолками и темными стенами, вызвавшие тяжелое чувство, до сих пор их не люблю, они душу давят, и контрастом с ними - питерские Исаакий, Казанский собор, где плечи сами собой распрямляются. И тихая прелесть тютчевской усадьбы, и лихое катание с Акуловой горы, и четкая планировка Архангельского, и спектакли на Таганке... Все это моя Россия, которая не стареет и не меняется с годами, с моими годами. Для нее-то такие временные промежутки - миг.

Но я помню и другое: соседа, безногого инвалида войны, дядю Васю. Жена утром выкатывала его на деревянной тележке на Большую Красную, тогда улицу Молотова, он чистил обувь прохожим. Вечером она его забирала домой. Дядя Вася каким-то образом успевал к тому времени напиться вглухую. Когда жена везла его через двор, он орал: "Все меня продали, а я за вас кровь проливал. Теперь живу в холодном подвале никому не нужный..." Все, что звучало дальше, не для печати.

Помню и то, как на чердаке дачи нашла пакет, набитый дореволюционными открытками. Судя по тексту, обычная семейная переписка. Открытки из Женевы, Парижа, Берлина. Такие беззаботные тексты - о впечатлениях, о знакомых. Их отдала дедушке на хранение соседка по московской коммуналке. Ее мужа расстреляли, предчувствуя, что придут и за ней, она куда-то исчезла из Москвы, собиралась со временем вернуться за письмами. Прошло 30 лет, она так и не вернулась. "За что их?" - спросила я деда. Он ответил туманно: "За породу".

За породу пострадал и мой двоюродный дед: первый коммунист на селе, первый председатель колхоза получил срок за то, что был купеческим сыном.

Россия - такая страна, что в ней никогда и никому не жилось легко и просто. Впрочем, об этом писал еще Некрасов. Но на чужбине ее детям тоже было тоскливо: какие, к примеру, ностальгические нотки звучат в переписке Лаврова и Тургенева, мол, лучше суровая мать, чем ласковая мачеха.

И еще: в России во все времена жили надеждой, многие поколения работали для того, чтобы завтра было лучше, чем вчера. И мы тоже живем верой в это. И абсолютно в этом правы, потому что чего-чего, а умения надеяться у россиян не отобрать.