Там, за стеной зубчатой леса

История Седмиозерки похожа на историю большинства монастырей России. В 1615 году в пустынном месте, куда захаживали только язычники-черемисы, поселился схимонах Евфимий, выходец из Великого Устюга. Вскоре, узнав о подвижнической жизни блаженного старца Евфимия, рядом с ним стали селиться монахи и послушники, а в 1627 году был официально открыт монастырь. Первоначально он назывался Вознесенским. Сам схимонах Евфимий вскоре был вызван Казанским архиепископом в Казанский Спасо-Преображенский монастырь Казанского кремля, где и скончался. Долгое время монастырь был невелик и небогат. Например, в 1646 году здесь жили 27 человек братии, которые кормились только своим огородом.

Общежительным монастырем пустынь стала в 1816 году, а в 1884 году была предоставлена в личное управление казанским правящим архиереям, которые отныне становились настоятелями Седмиозерной пустыни.

И чуму остановила

Главная святыня Седмиозерки - Смоленско-Седмиозерная икона Божией Матери.

Основатель монастыря схимонах Евфимий принес этот образ, издавна хранившийся в семье его родителей, из Великого Устюга. Этот чудотворный образ, по благословению правящего архиерея, схимонах Евфимий пожертвовал монастырю. В 1654 году, когда в Казани свирепствовала чума, от которой погибло до трети жителей города, благочестивой монахине Марфе во сне явилась Богородица и повелела, чтобы ее чудотворный Седмиозерный образ был принесен из монастыря в Казань, а воеводы и духовенство торжественно встретили его крестным ходом. Все это было исполнено, и эпидемия в городе прекратилась. С этого времени по указанию митрополита Казанского Лаврентия ежегодно 26 июня (по старому стилю) из монастыря совершался крестный ход с чудотворной иконой, причем Седмиозерный образ торжественно встречали на том самом месте, где позже был построен Кизический монастырь. В течение месяца икона переносилась из одного казанского храма в другой. Кроме того, еще один крестный ход в Казань с иконой ежегодно проходил с 9 сентября по 1 октября.

Чудеса от Седмиозерной иконы Божьей Матери прославили монастырь, куда ежегодно приходили тысячи паломников. В обители была построена каменная церковь, где хранилась почитаемая икона. К началу XX века Седмиозерная пустынь была большим и красивым монастырем. Здесь находились Вознесенский собор и церковь Смоленской Божьей Матери - оба храма второй половины XVII века, монастырь окружали стены того же времени. Внутри располагались пять каменных корпусов, построенных, в основном, в XIX веке. В 1881 году была построена высокая колокольня. Историей основания и внешним обликом Седмиозерная пустынь была похожа на Раифский монастырь.

Обитель процветала до 1918 года, в это время началось основательное разорение монастыря, а закрыт он был в 1926 году. Как практически над всеми российскими храмами, над ним пронесся ветер разрушения - почти все здания были разобраны на кирпичи, а те, что уцелели, в последние годы почти не использовались и медленно разрушались. Монастырский комплекс был возвращен Казанской епархии в самом конце прошлого века. Картина его запустения приводила в ужас даже видавших виды людей.

Он был Божий

В свое время в Седмиозерную пустынь народ ехал и ради встречи со старцем Гавриилом, его почитание было сравнимо с любовью и уважением к старцам Оптиной пустыни. Старец в русской церкви - ее совесть и духовная опора. Рассказывают, что, будучи ребенком, будущий местночтимый святой отвечал на вопрос "Ты чей?" - "Я - Божий". Он рано ушел в монастырь, постригся в монахи, принял схиму, то есть встал на высшую ступень монашества. Одно время был насельником Раифского монастыря. В Седмиозерной пустыни старец Гавриил жил долго - с 1883 по 1908 годы. Позже он вынужден был уйти из обители и некоторое время провел в Спасо-Елиазаровом монастыре под Псковом, чтобы последние дни снова провести в Казани, где старец и отошел с миром.

Старец Гавриил был олицетворением доброты и понимания, он с открытым сердцем принимал всех, кто шел к нему за помощью и советом. Мог отдать последние деньги незнакомому человеку, если видел, что тот нуждается. По его молитвам многие получали помощь и исцеление, его прозорливости удивлялись. Старец имел огромное количество духовных детей. Была среди них и Великая Княгиня Елизавета Федоровна.

Они были схожи в своей вере и кристальной душевной чистоте. Их переписка - образец высокой духовности. Елизавета Федоровна помогала ему деньгами, она неоднократно приезжала в нему в обитель на исповеди. Кстати, приезжая в Седмиозерную пустынь, Великая Княгиня жила не в доме наместника, что ей было бы положено по статусу, а в обычной гостинице для паломников - скромном странноприимном деревянном домике, лишенном удобств. Елизавета Федоровна приезжала в Казань на отпевание старца, она пережила его всего на три года...

В 1997 году старец Гавриил, благодаря стараниями архиепископа Казанского и Татарстанского Анастасия, был канонизирован. Через несколько лет наша церковь канонизировала и его духовную дочь - Великую Княгиню Елизавету Федоровну, игуменью Марфо-Мариинской обители. И сейчас паломники, едущие по трассе Москва - Уфа на Ганину Яму, где были захоронены останки царской семьи (ныне на этом месте мужской монастырь), часто заворачивают в Седмиозерную пустынь, чтобы поклониться мощам духовника Великой Княгини.

Травы пахнут мятою

Современная Седмиозерная пустынь - это всего тридцать километров от центра Казани. Дорога идет через Сухую Реку, жаль только, что нет на ней ни одного указателя. Когда входишь в ворота, сразу что-то меняется во внутреннем ритме души - появляется некая неспешность и плавность. Зубчатая стена леса словно отгораживает мужской монастырь от суетного мира.

Мы сидим в беседке, по крыше которой стучит дождь, и иеромонах Авраамий, помощник благочинного, рассказывает мне о том, как сегодня живут в обители. Весь стол в беседке завален пучками сохнущих трав, такие же пучочки подвешены под крышей. Рядом на длинном столе высыхает укроп. Запахи укропа и трав, такие забытые в городе, словно переносят в детство. Отец Авраамий здесь почти что со дня возвращения монастыря нашей церкви. Учился на юрфаке университета, начал ездить в обитель, да так и остался.

Живут в Седмиозерной обители двадцать монахов и послушников трудами и молитвами. Есть у них теплицы, 10 гектаров земли, есть коровник с пятнадцатью буренками. Есть два трактора, косилка и грузовик. Запасают овощи на зиму, во время поста, когда пить молоко не позволено, варят сыр.

Братия живет скромно, но дружно. В трапезной - два "мирских" серванта с посудой, а на столах не казенные кастрюли, а фаянсовые супницы. За то, что монахи и послушники сделали здесь за несколько последних лет, - честь им и хвала. Буквально из руин подняли дом наместника, сейчас в нем братский корпус, восстановили храм во имя Преподобного Евфимия Великого и Святителя Тихона Задонского. Все остальное - как Бог даст. А Господь дает им за молитвы и труды, и иногда самым необыкновенным образом.

Илзе, она же - Елизавета

В храме на почетном месте висит икона, на ней изображены старец Гавриил и Елизавета Федоровна, держащие в руках Седмиозерную икону Божьей Матери.

...Как-то приезжала в Седмиозерку монахиня, чтобы поклониться мощам старца Гавриила. В разговоре с наместником отцом Германом прозвучало как пожелание, как мечта: хорошо было бы написать такую икону - старец вместе с его духовной дочерью. Но ни денег не было, ни благословения. И так случилось, что монахиня смогла увидеть в Москве на одном из богослужений Патриарха и получить у него благословение на написание иконы. Дело теперь было за деньгами. И их дала ...балерина Илзе Лиепа, дочь знаменитого танцовщика Большого театра Мариса Лиепы. Илзе крещена в православии с именем Елизавета, своей небесной покровительницей она считает Елизавету Федоровну.

И балерина не просто оплатила икону, она сама привезла ее в Седмиозерную пустынь, приехав в Казань инкогнито. И теперь так же, не афишируя свои визиты, приезжает в обитель помолиться.

Шустрый плющ ползет по старинной кладки кирпичной стене, обвивая арку, рядом с храмом - грядки с помидорами и нестерпимый после дождя такой домашний запах медуницы. До Петрова дня еще далеко, травы стоят высокие, благоухают. Здесь очень тихо - только где-то далеко поет петух, да шелестят травы и листья березы, в которых запутался ветер. Даже приезжающие паломники, словно чувствуя особую драматургию места, разговаривают вполголоса. Громкие звуки здесь - нечто противное природе. Должно же быть место, где будет стоять тишина, чтобы, погрузившись в нее, можно было послушать, что же у нас внутри.