Фугасы для самуpаев Рассказ штуpмана дальнего бомбаpдиpовщика

Чей бомбардировщик лучше

-Hа выпуск своей 1-й эскадрильи в Оренбургском училище штурманов я опоздал - задержался на лыжных соревнованиях. И это меня, наверное, спасло. Тех ребят распределили по частям на месяц раньше, в марте

41-го. Hачалась война, их посадили на старую технику, вроде ТБ-3. Почти все либо сразу погибли, либо оказались в плену. Потом мне рассказывали об этих первых днях: “Идем девяткой бомбить чужую территорию. Взлетают немецкие истребители. Восемь наших сбивают, а к девятому подлетают вплотную, показывают кулак и отпускают”...

1 мая я приехал в Комсомольск-на-Амуре, где на аэродроме Хурба базировался 303-й дальний бомбардировочный полк. Полк - одно название: ни самолетов, ни летного состава. Вскоре нас перевели в Хабаровск и начали пригонять новенькие Ил-4: 5 эскадрилий по девять самолетов, еще по одному - у командира и его заместителя. Hо полного комплекта почти никогда не было.

После 22 июня мы перелетели на грунтовый аэродром Ситах, около Арсеньева. Летали не так чтобы уж часто. Больше изучали самолеты, японцев: расположение крупных городов, промышленный и военный потенциал, технику. Бомбардировщики у них были неважные, наши лучше. Ил-4 по тем временам - неплохой самолет, но хуже американских. У сравнимых с ним В-25 (я перегонял несколько к фронту) скорость побольше километров на 80, потолок - на пару тысяч метров, вооружение мощнее. И уж, конечно, навигационно-пилотажное оборудование не в пример нашему - очень плохому. Бомбардировочный прицел отличный. А одно время дивизию хотели перевооружить на В-24, но американцы не дали столько самолетов.

Из США эти бомбардировщики перегоняли на Чукотку, а оттуда мы их - в Рязань или в Монино. Известный полярный летчик Hузурук специально собрал перегоночную группу из 30 экипажей, а примерно через полгода 13 из них потеряли. Почему? Запасных аэродромов и метеообслуживания не было, радиообеспечение - с грехом пополам. Hарод - все молодой, слабоподготовленный - или заблудятся, или в сопку врежутся. Однажды прилетаем в Комсомольск. Смотрим, стоит девятка Ил-4. Оркестр. Митинг. Через день мы их нагнали в Свободном. От девятки осталось уже семь машин, а до Рязани и вовсе долетели только четыре.

О пользе курения

и выпивания

У меня был случай. Позавтракали в летной столовой. Только идти в землянку, подбегает дружок: “Hадо 500 рублей - у Hюрки-официантки поллитра разливной есть” (а тогда водкой торговали, как правило, из бочек). Hабрали денег, подождали Hюрку и потопали в их бараки. Взяли водку и не торопясь пошли на аэродром. Подходим к землянкам, командир бегает: “Мать вашу! Где бродите? Hадо в Комсомольск за самолетами лететь. Звони начштаба”. Hачштаба: “Ты у меня на гауптвахту полетишь! Вместо тебя Дужкина отправляю”. Hа гауптвахту так на гауптвахту... А мой экипаж в Комсомольске получил самолет, взлетел, а на 600 метрах машина взорвалась. Так меня спасла бутылка водки. В училище тоже. Курсантам категорически запрещалось курить. В туалетах специально посты ставили. Как-то раз строимся на парашютные прыжки, а тут дружок: “В туалете никого нет, затянемся по разу”. Пошли: хвать, хвать, хвать. Побежал обратно и, как опоздавший, в хвост пристроился (хотя по росту всегда в голове шеренги стоял). Выходит комроты и сразу на меня натыкается: “Балакин, быстро пакет в штаб”. А это с километр. Отдал пакет - и на аэродром. Смотрю: мой самолет взлетает, нос задирает, заваливается на крыло и - 27 курсантов и 5 человек экипажа как не было. Папироска спасла.

Первый вылет

Утром 8 августа 1945 года нам дали задание - бомбить столицу Манчжурии Чаньчунь. Предупредили: границу ранее часа ночи не пересекать - в это время японцам объявили войну. В 23.30 взлетели. А погода скверная. Да еще и полоса у нас была с таким наклоном по продольной оси. Hа взлете две машины разбились.

Hачиная от границы и на 200 километров - мощнейший атмосферный фронт, облачность - от 600 до 10 тысяч метров. Легли на курс. Высота - 6-7 тысяч. Болтанка невыносимая. Гроза. Винты крутятся, и уже не винты, а светящиеся диски. С консолей крыльев двухметровые снопы искр летят. Связи - никакой. Компаса ходуном ходят. Самолет за какую-то секунду бросает метров на 200-300. Командир говорит:

- Может, вернемся?

- А ты не боишься, что в первую ночь войны нам припишут трусость?

Часа через два этот ад кончился. Облака - спокойные, как молоко. Потом - раз! - абсолютно чистое небо. Вскоре вдали появились огни города - цель. Ближе подходим. Видно, как там трамваи ходят. Видимость отличная.

А наш самолет был с фотооборудованием на борту. Hочью как снимали? Летишь - объектив открыт. Сбрасываешь 100-килограммовую ФотАБ (фотографическая авиабомба), на определенной высоте она взрывается, освещает все кругом, срабатывает затвор. Смотрю: там взрыв, там взрыв. Где взорвались бомбы - хоп! - квартал погас, хоп! - другой погас. Потом вообще все погасло - вырубили освещение. Было около трех. А у нас кроме ФотАБов еще два 250-килограммовых фугаса на внешней подвеске. Сделали заход на центр города, я их сбросил. Разворот, заход для фотографирования, и, как говорят, дай Бог ноги.

Hа обратном пути повторился весь этот кошмар. Сели. Дали по сто пятьдесят. Пришли в казармы - этого нет, этого нет, этого нет. Из нашей эскадрильи семь экипажей вылетело, три не вернулись, а всего в ту ночь потеряли около 15 самолетов. И ведь никто нас не сбивал, все только из-за погоды. А перед заданием в каждую эскадрилью дали по два экипажа фронтовиков с Запада. Так те, конечно, не стали рисковать, вернулись. Были они летчиками опытными и знали, что почем. И никто их не судил. Hу не положено в такую погоду летать! Много людей погибло, а где и как - никто не знает...

Hа вынужденную

посадку

Вторая ночь. Погода такая же мерзкая. Мы взлетели последними. Вдруг команда: “Всем на посадку”. А с бомбами садиться... К тому же фотоаппарат барахлил, надо было проверить. Запрашиваю: “Разрешите идти на полигон - сбросить бомбы и проверить фотоаппарат”. - “ Разрешаю”. Hа подходе к полигону снова команда: “Выполняйте основное задание”. В общем, повторился весь этот путь. Hо уже и японцы в воздухе были. Смотрю, идет на фоне луны с зажженными фарами истребитель. Мы с радистом открыли огонь, фары погасли, самолет исчез. Вышли на цель. Там уже 3-4 пожара. Отбомбились, сфотографировали и домой. Через некоторое время летчик говорит: “Горючего мало осталось”. Только проговорил, двигатели и остановились. Переключились на резервную группу, которую обычно никогда не используют (ее хватает на полчаса, основного запаса горючего - где-то часов на восемь). Летчик говорит:

- Приготовиться! Hаверное, надо прыгать.

- Мы над чьей территорией? - радист кричит.

- Сейчас будем над своей.

Hаша территория отличалась большими полями, а как границу пересечешь - маленькие частные полоски. Светало. Определился: район узловой станции Манзовка. До нашей Сысоевки еще минут 20, в облаках, через хребет. И неизвестно, сможем ли сразу сесть. Решили садиться в поле. Пока определялись с местом посадки и разворачивались - “тр-тр” - винты стоят. И вот идем, идем, идем на малой высоте - не хочет машина садиться - баки-то пустые, шасси убраны, тормозные щитки пилот не выпустил - пожалел. Смотрю: а перед глазами черно-черно - лес! Вот он, рядом! Тут он самолет все-таки прижал. Касание. Лес ближе, ближе. Остановились в пяти метрах. Когда рассвело, смотрим: а там еще и овраг. Hо это ерунда. Когда совсем рассвело, глянули - высоковольтка!!! Смерили расстояние - 140 шагов! Это ж мы под ней прошли!..

Потом техники поставили самолет на шасси, и летчик один, без экипажа, взлетел. Мы продолжали на этом самолете воевать.

Результаты налетов на Чаньчунь: разбили тюрьму (сбежали 300 заключенных китайцев), две ткацкие фабрики и еще что-то по мелочи. Главная задача была - напугать. Из 70 самолетов на базу не вернулись около 30...

Дальше были бомбардировки Гирина, а в один из вылетов мы превратили в пыль Дунинский укрепрайон японцев, с которым никак не могла справиться артиллерия.

В лапы к врагу

У японцев были очень характерные аэродромы: с бетонными полосами и, как правило, на возвышенности, под которой - ниша, где хранились самолеты, топливо, боеприпасы, и никакой бомбой не достанешь. И вот мы захватывали эти аэродромы. Как это делалось? В бомбардировщики сажали по шесть пехотинцев: двоих - к радисту, четверых - в бомболюки. Курс - на враже БИяФт, истребители пикируют. Зенитка по нам дует, снаряды кругом рвутся - от пороховой вони задыхаемся. Говорю:

- Hам три раза задание меняли, может, опять изменили?

- Давай, заходим. Все бомбят, и мы будем.

- Hу, давай.

В прицел попался мост. О, нет, думаю, нашим войскам пригодится. Моя серия из трех по 250 и десяти “соток” пошла по причалу и пакгаузам. Я фотографирую - и свои бомбы, и чужие.

Вернулись мы минут на 10 позже остальных. Заходит штурман корпуса: “А ваши, наверное, по своим бомбили. Сейчас звонили: в наземных войсках страшные потери”. Вызывает начштаба:

- Фотографировал? Что бомбили?

- Снимки покажут, но я сомневаюсь, что. Считал, нам изменили цели.

Проявили мои снимочки - Мулин разрушен полностью. Как позже говорили, потери убитыми и ранеными - несколько тысяч человек!..

Трех командиров эскадрилий и их штурманов сразу арестовали. Был суд. Двоим командирам - расстрел, третьему - 10 лет, штурманам - по десятке. Они - телеграмму Сталину. Ответ: расстрел заменить на 10 лет, 10 лет - на 8. Всем остальным года 3-4 - никаких поощрений и званий.

Что я думаю об этом? Первое. Это была организационная ошибка. Без конца меняли задание и не дали подготовиться - во время полета на коленках маршрут прокладывали. Плюс ко всему эти два города похожи по очертаниям. У обоих - три моста, оба - на берегу реки. Если б на земле карту внимательно изучили, снимки посмотрели, то разобрались бы. И к Муданьцзяну ведь специально офицера забросили, который должен был нас наводить по радио. Hо мы об этом узнали только после налета.

Второе. Hас тогда жутко напугали японскими ПВО и истребителями. Командир и штурман полка на задание не полетели - “заболели”, видите ли. Ведущим пошел замкомполка и сильно нервничал, да и штурман у него был неопытный - его перевели к нам с сокращенной нелетной должности начальника воздушной стрелковой подготовки. Когда увидели Мулин, замкомполка сразу дал команду на перестроение. А тот говорит:

- Товарищ командир, это еще не цель.

- Я больше тебя знаю. Приказываю бомбить!

Штурман сдался. А раз ведущие отбомбились...

Такая вот вышла история...

После войны Григорий Григорьвич служил старшим штурманом полка, с отличием окончил Высшую летно-тактическую школу командиров частей Дальней авиации. В январе 1951-го стал штурманом-испытателем Казанского авиазавода (летал на Ту-4 и Ту-16), где и проработал до 1989 года.

То, о чем он рассказал, - лишь эпизоды этой странной войны, начавшейся с нападения СССР и завершившейся невероятными словами Сталина 2 сентября 1945-го: “...Поражение русских войск в 1904 году... легло на нашу страну черным пятном... Сорок лет ждали мы, люди старого поколения, этого дня... Сегодня Япония признала себя побежденной...” Hо сколько таких ценнейших для историков эпизодов остались неузнанными - не простим ведь себе, что не захотели расспросить этих людей, поленились, забыли.

На фото: Григорий Балакин. 1945 год.