Гедонист, который любит работу. Среди оперных режиссеров таких немного

Казань для Панджавидзе - один из ключевых городов. Здесь он стал лауреатом Госпремии РТ за "Любовь поэта" Резеды Ахияровой. Здесь увидели свет его сценические версии "Риголетто" и удивительная, тонкая "Мадам Баттерфляй", серия интересных концертных программ, одна из которых - концерт к юбилею Великой Победы - просто потрясла публику. А Большой театр… С недавнего времени Михаил Александрович - главный режиссер Большого. Правда, в Минске. Вот он, значимый карьерный рывок и возможность иметь "свое хозяйство".

- Михаил Александрович, вы много ездите по хорошим провинциальным оперным театрам и видите, что, где происходит. Поделитесь впечатлениями.

- Мне повезло: те театры, в которые я попадаю, провинциальными назвать очень тяжело.

- Но это не Мариинка и не Большой… И даже не "Геликон-опера".

- Это так, но театр в Екатеринбурге - федеральный, так же, как в Новосибирске, Большой театр в Белоруссии - с этим все понятно. Какой театр в Казани - это вы знаете. Так что получается, что сотрудничаю со столичными театрами. А в провинцию в общепринятом смысле слова я давно уже не ездил. Но если брать во внимание тенденцию развития Большого театра, то я ее не очень понимаю и пока не могу сформулировать творческие принципы Мариинского театра. В Мариинке принцип, скорее всего, "больше товаров хороших и разных". Понять ее "несущую конструкцию" я пока не могу. Что касается Большого театра, то сообразить, что там происходит, по-моему, сейчас никто не может. В Большом существует какой-то "проектный" вариант. Это сейчас не репертуарный театр, а театр принципа "стаджионе" - выбирается проект, выбирается режиссер. В основном это бывает Дмитрий Черняков - он сейчас у нас бренд, он сейчас раскручен, не будем обсуждать его творчество, я с ним кардинально не согласен, если говорить о его "Евгении Онегине". Есть у него работы, которые мне кажутся очень интересными. Так что, наверное, Большой театр прав, что приглашает Чернякова.

- Так что же сейчас в Большом?

- Раньше мы имели Большой театр как некий эталонный, сейчас этой тенденции нет. Сейчас большинство театров в стране живут насыщенной и плодотворной жизнью. Везде есть интересные проекты, не связанные с оглядками на Москву. Хотя задачу ставят - сделать не просто не хуже, чем в Москве, но и лучше, чем в столице. Не будем брать во внимание Минск, это другая история, но на фоне театров Казань - это один из самых интересных и благополучных городов в смысле оперного искусства. Недавно было прослушивание в труппу казанского театра, и я обнаружил любопытную вещь. Ни для кого не секрет, что в Казани провозглашают европейскую модель театра, то есть приглашение солистов, но сейчас руководство обнаружило, что существует целый ряд выпускников Казанской консерватории, казанцев, которые учились в Москве, но сейчас живут в Казани, выпускники консерватории в Петербурге, которые могут служить в труппе. Идет система микса. Наверное, она и должна существовать. И в Ла Скала существуют свои штатные певцы, и в Метрополитен они есть - у них долгосрочные контракты, и они называются "постоянно приглашенными". Как показала жизнь в условиях кризиса, система "стаджионе", то есть система прокатного театра, когда люди собираются под проект, эта система, она трещит. Потому что оперные певцы - дорогой товар. А потом - форс-мажор: самолет не вылетел, поезд опоздал. Так что всегда надо иметь своих певцов. И приличных. Не знаю, войдет ли это в Казани в тенденцию, но меня это порадовало очень. Это значит, что театр не закостенел, а продолжает жить и приспосабливаться к новым условиям.

- А как дела в Екатеринбурге и Новосибирске?

- Когда в стране существовал институт распределения, огромное количество солистов, не имеющих московской прописки, вынуждено было уезжать из столицы. И в результате мы имели на периферии мощные оперные труппы. Как только ситуация изменилась, произошел отток исполнителей в Москву и Петербург - в надежде на синюю птицу удачи, которой, как правило, там нет. В свое время в Новосибирске была мощная оперная труппа. Такой, конечно, сейчас нет. В Екатеринбурге иная ситуация, там мощный менеджмент, правда, в чем-то достаточно авторитарный. Очень деятельный директор, федеральные гранты, но суть не в этом. Там труппа своя, я не могу сказать, что в ней поют "звезды" первой величины, но труппа очень крепкая - это театр, стоящий ближе к театру Станиславского, к "Новой опере". Это больше режиссерский театр, чем дирижерский. Я работаю с ними с огромным удовольствием.

- Как вы относитесь к тому, что оперной режиссурой сейчас занялись люди, зачастую даже не имеющие музыкального образования. Это так просто - поставить оперу?

- Мне это сильно на руку! Сейчас оперы ставят балетмейстеры, драматические режиссеры, кинорежиссеры... Сокуров, например, он недавно отметился в Большом. Меня это радует, видимо, скоро смогу ставить драматические спектакли или снять кино. И, думаю, поставлю пару балетов - почему нет? Но если говорить серьезно, я этого тоже не понимаю. Не понимаю, как человек, не владеющий музыкальной драматургией, не знающий законов музыкального театра, рискует ставить музыкальные спектакли. У нас как: если руками машет - значит, дирижер. Если громко кричит - режиссер. Конечно, эта история с режиссерами, работающими в других видах искусства и ставящими оперу, мне не нравится. И я знаю, откуда взялась эта тенденция. Недавно один человек, не чуждый опере, сказал мне: "Знаете, в оперной режиссуре есть Черняков и немного Бархатов". Этот человек не хотел меня обидеть, он просто забыл, что я тоже оперный режиссер, и поделился своими ощущениями. Мне было сказано, что у нас нет музыкальных режиссеров, не может же один Черняков ставить везде. Андрей Устинов недавно написал в "Музыкальном обозрении", что складывается ощущение, будто в стране, кроме Бархатова и Чернякова, нет ни Александрова, ни Степанюка, ни Тителя, ни Бертмана, ни Исаакяна, ни Панджавидзе. Причем эти шесть человек ставят по всей стране. Мы пожинаем плоды того, что творилось в лихие девяностые - в начале девяностых в ГИТИС не просто не было конкурса - был недобор к Покровскому на режиссуру. К сожалению, у оперных режиссеров нет своего клана, они все разобщены.

- В конце этого сезона вас назначили главным режиссером Большого театра в Минске. С чего вы начали?

- Мы составили репертуарный план на год. Профессия режиссера и главного режиссера - они разные. Для того, чтобы работать в Минске как режиссер, я должен немного побыть главным режиссером и создать плацдарм для работы. В Минске театр был разделен - был балетный театр и был оперный. Когда же в здании сделали реконструкцию, его опять обьединили, но "хвосты" остались. Я начал с того, что собрал солистов и попросил их написать творческие заявки. Я хотел понять, кто и что хочет исполнять, у меня ведь в труппе 64 солиста. Они сдали заявки, после этого я собрал режиссерско-дирижерскую коллегию и раздал их. И мы составили - впервые в этом театре - репертуарный план на год. Режиссеры и дирижеры дали мне проекты составов, в результате люди заняты на полгода вперед.

- То есть вы провели логистическую операцию.

- Да. Система была упорядочена. Мы приняли план премьер на пять лет вперед, ситуация там была такова, что многие постановки уже устарели, но совсем отказываться от каких-то названий нельзя. Например, "Кармен" - это кассовый спектакль, значит, надо делать новую постановку. Также с "Риголетто" и "Мадам Баттерфляй".

- То есть это "джентльменский набор", без которого не обойтись.

- Мы подписали меморандумы о сотрудничестве с театром Павлиашвили, с Литвой, Большим театром Узбекистана. Начинаем фестиваль, куда театры будут привозить целые спектакли, заявки уже есть. Будем рады, если приедет казанский театр с "Любовью поэта" - это эксклюзивная опера. В Минске есть вся машинерия, которая позволит показать этот спектакль. Зритель возвращается в театр, на балеты, правда, традиционно ходили, но на оперу меньше. Сейчас народ пошел. На мою последнюю постановку "Набукко" билетов нет. Это греет.

- Сейчас в Казани вы ставите "Лючию ди Ламмермур". Это будет новый спектакль или реставрация того, что сделала пять лет назад режиссер из Канады Жаннет Астор?

- Все очень банально. Заказ пришел из прокатной фирмы, которая возит казанцев на гастроли в Голландию. Но от спектакля уже остались "рожки да ножки". Да и раньше он не пользовался большим успехом. И немудрено - все притянуто за уши. Я вообще небольшой любитель переносов из одного времени в другое. Но тут уж ничего не поделаешь - заказана определенная сценография. Мы переделываем полностью мизансцены, мы добавляем большое количество элементов сценографии, и получается спектакль сильно по мотивам того, что было. Мне кажется, получается сильный, современный и очень европейский спектакль.

Парадокс сегодняшнего дня: трудно найти главного режиссера. Куда проще: приехать, поставить спектакль, получить гонорар и отбыть восвояси. И ни за что не отвечать. Панджавидзе рискнул и согласился взять на себя груз управления столичным театром хоть в небольшом, но европейском государстве. Могу предположить, что набор качеств для этого у него есть - он ровен, умеет держать удар, недаром преуспел в восточных единоборствах. Он производит впечатление гедониста, но гедониста, который не типичен - он любит работать. А гедонистом можно быть и в нерабочее время. От него - огромная сейчас редкость в искусстве - так и веет душевным здоровьем. Может быть, потому так светлы его спектакли, даже самые трагические?