Упаси нас, Боже, от разовых акций
18.04.2011 Культура

Упаси нас, Боже, от разовых акций

Фото
ARTGALS.INFO
Артем ВАРГАФТИК из тех людей, кто занимается трудом тяжким - пропагандирует классическую музыку. Играющий виолончелист вдруг стал популярным ведущим на телеканале "Культура". И в течение идущего сезона уже дважды побывал в Казани - вел концерты ГСО РТ.

- Артем Михайлович, вы занимаетесь просветительством…

- Ради Бога, не называйте это так! Это обычная журналистская работа, я стараюсь собрать информацию по этой "темной" области, обработать ее и довести до потребителя, будь то слушатели или зрители. Я только помогаю тому человеку, которому это интересно, у которого есть желание что-то воспринять. Вот воспринять музыку адекватно я ему и помогаю.

- Вы полагаете, что человека можно научить слушать музыку?

- Можно, конечно. Любой поток непонятных звуков, если у человека есть на плечах голова, можно как-то структурировать и разобраться в нем, начать различать. Совсем не обязательно разбираться в этом так предметно, как это делаю я, имея за плачами годы виолончельных страданий и годы работы музыкальном критиком. Достаточно научить человека ориентироваться в тех ценностях, которые все это дело определяют. Дальше он уже сам дорогу найдет. Существуют миллионы людей, которые, не обладая базовыми знаниями, понимают музыку. Когда говорят: "Ах, это не для меня, я в музыкальной школе не учился", - это ерунда. Какая разница? Музыка или интересует, или не интересует. Других ограничений нет. Это то же самое, как разговоры о способности или неспособности человека к тем или иным языкам. Вот, например, в Татарстане существует огромное количество людей, которые одинаково свободно говорят и по-русски, и по-татарски. В цивилизованной Европе большинство людей говорят по-английски. Там никто не задается вопросом: способны вы к языкам или нет? Другое дело - свободное владение языком, но мы же не это имеем ввиду. Музыка - это точно такой же язык. Он понятен любому человеку, даже если это музыка, далекая от стандартов венской классической школы.

- Но в провинции далеко не у каждого горожанина есть тяга к серьезной музыке. Это проблема последних лет, раньше было по-другому. Как вы полагаете, с чем это связано?

- Насколько я знаю, об этом везде печалятся. Тяга сама по себе не возникает, тем более тяга к тому, что не занимает никакого реального места в медиа-пространстве и повседневной жизни человека. Если в вашей жизни отсутствуют такие экзотические развлечения, как подводный лов или гонки на внедорожниках, то есть экстрим, то с какой стати вы будете туда тянуться? С музыкой так же. Получается, что людям надо привить тягу, которая у них отсутствует. Это честная и позитивная задача. Есть определенные психологические установки, которые надо один раз понять и застолбить. Они сразу позволяют на это наличие отсутствия тяги взглянуть по-другому. Если публика видит, что в этом музыкальном пространстве никакой жизни не происходит, а все начинают шевелиться только во время приезда какой-то "звезды", это никакого уважения не вызывает. И никакой симпатии и интереса. Вот улицу расчищают, а потом ее снова заваливает снег. Так и здесь. Разовая, штучная, по сути, показушная потемкинская активность в области культуры и особенно в области музыки никакого результата не дает. Я всегда с усталостью слушаю суждения людей, которые борются с рутиной и требуют ярких событий на два или три вчера. Все состоялось, большие деньги "распилили" и разбежались. Все утихло. Ростропович однажды "распилил" годовой бюджет Самарской области на культуру, поставив "Видение Иоанна Грозного" Слонимского. После чего в городе наступила тьма. Это была великая постановка, но вообще-то публика, которая сидела в зале, живет в этом городе постоянно. Если мы вспомним, как происходило рождение филармонической жизни в современном формате, то оно случилось так. Обыватели, а не ценители из узкого круга, формулировали свои культурные потребности, они осознали, что имеют на них право, потом они сами на них начали скидываться, а дальше - смотри историю филармонических залов и крупных учреждений. В Лейпциге они скидывались двести тридцать лет назад, в Лондоне - тоже более двухсот лет, и так далее. И до сих пор там все в порядке.

- Сами себе устроили хорошую жизнь.

- Да. Здесь ситуация другая, никто складываться не предлагает. Есть люди, которые могли бы быть в зале, но в нем не присутствуют, их не надо ни в чем убеждать - они сами потянутся. Если они увидят, что жизнь идет, идет работа, есть люди, которые занимаются этим престижным делом - не деньги "пилят", не подержанным товаром торгуют, а искусством занимаются, репетируют, выходят на сцену во фраках и видят реальный отблеск своего труда в глазах слушателей во время концерта. Публика поймет, что идти в зал престижно. И хотя бы разок, хотя бы из собачьего интереса в него придет. Другое дело, что есть ряд стереотипов, которые мы не можем изменить, но это тоже не трагедия. Большую часть двадцатого века классическая музыка в нашей стране была музыкой для похорон большого начальства. С этим ничего поделать нельзя. Могу рассказать как человек, который на радио регулярно отслеживает музыкальные тенденции и события, про одну из последних разработок одной из очень крупных лондонских газет. Сами понимаете, какое количество концертов там проходит. Так вот, публику до 35 лет опросили, что их не устраивает в проведении концертов. Всех смущает строгая атмосфера. Все хотят, чтобы была возможность не в буфете пить и есть, и не обязательно алкоголь, а чтобы в зале были столики. Им надо напрямую пообщаться с исполнителями и получить много информации. Музыка - это часть жизни. Если мы будем воспринимать концертный зал как храм, где надо быть коленопреклоненным и не обсуждать то, что тебе выдали, это тяжело. Но это тоже все можно исправить. Варианты общения с сегодняшней аудиторией имеются. А если музыканты чувствуют свою полезность и интересность тем людям, которые приходят в зал, они этот путь проделают, уверяю вас.

- Как концертирующий музыкант стал музыкальным критиком?

- Я концертирующим был недолго, и когда я понял, что такое хлеб концертирующего музыканта, а я окончил Гнесинскую академию в те годы, когда наша профессия была опущена ниже плинтуса, из профессии все бежали, а тот, кто не бежал, тому, выходит, и бежать было некуда. У меня были неплохие музыкантские работы, но я понял, что можно много интересного делать и в соседних областях.
3
Авторизуйтесь, чтобы оставлять комментарии