Михаил Прохоров: о кадровой политике и рабочей неделе

Президент инвестиционного фонда "Группы ОНЭКСИМ" Михаил Прохоров встретился с выпускниками и слушателями Международной школы бизнеса Финансового университета, среди которых было несколько участников Сообщества менеджеров E-xecutive. Основными темами дискуссии, материалы которой мы публикуем в сокращении, были взаимодействие труда и капитала, системы образования и бизнеса, соотношение коррупции и модернизации. Кроме того, аудиторию интересовали принципы инвестиционной деятельности Михаила Прохорова и подробности его автомобильного проекта.

- Прокомментируйте, пожалуйста, инициативу РСПП по увеличению продолжительности трудовой недели.

- К сожалению, произошла утечка рабочих документов из аппарата РСПП. Я сейчас "прохожу" как автор шестидесятичасовой рабочей недели. Вообще-то, в статье 284 Трудового кодекса как раз говорится, что в России разрешена шестидесятичасовая рабочая неделя. Плохо ли это, хорошо ли, но автор - не я. Это - политика "Единой России", которая голосовала за кодекс в 2001 году. Дискуссия по этому поводу идет очень смешная, потому что содержания никакого. Как только пытаешься получить содержательный ответ, тебе говорят, что рабочие умирают, что ты - против трудящихся, против модернизации, потому что хочешь заставить людей работать 60 часов. Смысл предложения вот в чем. Продолжительность основной рабочей недели зафиксирована: 40 часов. Еще 20 часов человек может подработать дополнительно (половина ставки). Что сейчас происходит? С этой проблемой к нам обратились сотрудники высокой квалификации: "Я - слесарь шестого разряда, отработал 40 часов и хочу работать еще. Но в своей организации могу трудиться дополнительно не по своей профессии, а по основной специальности не имею права". Предложение РСПП: давайте разрешим каждому, если он хочет, с его письменного согласия, трудиться на 1,5 ставки на его рабочем месте. У меня в Норильске эта проблема - сплошь и рядом. На особо вредных производствах шестичасовой рабочий день и отпуск 73 рабочих дня. Но ни один нормальный человек 30-35 лет не может отдыхать 73 дня. Поэтому что они делают? Шабашат 40-45 дней. Если мы разрешим каждому желающему работать за дополнительные деньги на его рабочем месте, то можем сократить расходы на подготовку персонала. Это выгодно: лучше две цены заплатить, зато у меня будет меньшее количество рабочих. Теперь давайте посмотрим на проблему с другой точки зрения.

Наша экономика более зарплатоемкая, чем, например, итальянская. По производительности труда отстаем от лидеров в среднем в 4-4,5 раза, а в некоторых отраслях, например, в машиностроении, наша производительность составляет 6% американской. Вот в таком состоянии мы входим в глобальную экономику. Нам нужно догонять другие страны. Вопрос - как? Думаю, в восприятии проблемы проявляет себя стереотип марксистско-ленинской философии столетнего образца: если бизнесмены, капиталисты или, что еще хуже, олигархи что-то предлагают, значит, это плохо для трудового народа. Такая дискуссия идет. Если говорить содержательно, то есть несколько позиций. Во-первых, в России вообще не работает срочный договор, это, на мой взгляд, ухудшает перелив кадров из одной отрасли в другую, особенно в условиях инновационной экономики. Следующая поправка, которую мы предложили, связана с совмещением работы и учебы. Мы считаем, что если работодатель послал человека учиться, то нужно оплачивать два месяца отпуска на сдачу экзаменов. Но если сотрудник хочет учиться сам из любви к искусству, то не нужно. Поясню, почему. Во-первых, он "съедает" деньги своих коллег, у которых соответственно из-за этого ниже производительность труда, и им приходится делиться. Во-вторых, он занимает чужое место. У меня был клинический случай в компании. Один очень способный инженер, на которого мы рассчитывали, поступил в ГИТИС, на режиссерский факультет. Сказал, что всю жизнь мечтал учиться в этом институте и наконец может себе это позволить, потому что ему оплачивают отпуск. Как инженер он занимает чье-то место, но главная проблема состоит в другом: учеба должна поддерживать целевую, а не абстрактную должность. Представьте, что все сотрудники РЖД - 1 млн. человек - пошли учиться на артистов, юристов и экономистов. По закону, компания обязана каждому оплачивать учебный отпуск. Что у нас будет со стоимостью билетов? Я не против высшего образования. Я - за. Просто вопрос заключается в том, а есть ли рабочее место под это образование? Более половины россиян, заканчивающих сейчас вузы, никогда не найдут достойное рабочее место по своей специальности и будут профессиональными безработными. Это - ненормально. Поэтому мы пытаемся очень мягко, маленькими шажками чуть-чуть улучшить ситуацию.

- Коррупция и модернизация: кто кого? И когда?

- У меня есть свой рецепт борьбы с коррупцией. На мой взгляд, говорить о том, что воровать - это плохо, кого-то наказывать периодически, устраивать показательные процессы - не эффективно. Нужно очень медленно привести к такому состоянию, чтобы заработная плата была человеку небезразличной. Это - очень важный психологический аспект. Потому что человек, который долгое время ворует, считает воровство абсолютно нормальным. И когда происходит перекрытие каналов, он считает, что это несправедливо. Приведу норильский пример. У нас есть молочный и пивной заводы. Для того, чтобы вода была хорошая, а это очень важно и для пива, и для молока, на деньги губернатора были проведены две трубы от артезианских источников. В рамках программы поддержки малого и среднего бизнеса заместитель директора сдал одну из труб небольшому предприятию, а другую просто запаяли, потому что воды из одной было вполне достаточно. Излишне говорить, что компания, получив от нас в аренду объект за 100 тыс. рублей, продавала нам воду по $2 млн. Когда я столкнулся с подобным вопиющим безобразием и попытался воздействовать, меня обвиняли в том, что я против малого бизнеса, и объяснили, что так делать нельзя. На следующий год мы снизили цену до $1,5 млн., через год до $1 млн., потом до $500 тыс., потом до $250 тыс., а потом владельцу малого предприятия стало неинтересно, он сам отказался. Так у человека происходило медленное привыкание к другим правилам игры. За один день проблему решить нельзя. Нужно менять психологию и сужать возможности для коррупции.

Вот еще пример. Сейчас идет борьба с коррупцией путем введения электронных торгов. Я считаю, что дело не в технологии. Как воруют при помощи электронных торгов? Работник формирует заказ, он знает, какая продукция кем производится. Под своего посредника определяет лот, состоящий из товаров четырех заводов, соответственно, "чужой" производитель не может победить, потому что лот содержит позиции, которые он не производит. Побеждает посредник, у которого уже подписаны контракты с четырьмя заводами, он выходит со своей эффективной фирмой и совершенно спокойно выигрывает любые электронные торги. Поэтому вопрос не в том, как проводить торги. Вопрос в качестве мышления, в "системной зарядке", которая воспитывается много-много лет. Процесс изменений должен идти медленно и, повторюсь, касаться психологии. Есть еще одна проблема: двойные стандарты. До того момента, пока элита делает одно, а говорит другое, очень сложно заставить всех и каждого следовать "белым" правилам.

- Как соотносятся требования бизнеса и деятельность российской системы образования?

- Я считаю, что у нас тяжелейшая ситуация на рынке труда. 20% профессий требуют высшего образования, 80% - среднего специального или начального. Распределение выпускников почти зеркальное: 70% имеют высшее образование, 30% - среднее специальное и начальное. Это означает, как я уже сказал, что больше половины специалистов никогда не будут работать по профессии. Что делать? Работать. У нас есть предложение, как аккуратно, медленно попытаться поменять систему заказов. Это - нетривиальный вопрос, он тоже сильно завязан на психологии. Думаю, бизнес здесь должен быть довольно активен: во многих крупных компаниях есть 10-15-летние стратегии. Мы понимаем, какие специальности будут нужны и в каком количестве на протяжении этого периода, с точностью 15%. Наконец, есть государство, которое является гигантским работодателем. К его деятельности тоже применимы принципы бизнеса, потому что, думаю, что у всех есть нарекания к модели управления, к госинститутам среднего и нижнего звена. С учетом всех этих требований необходимо решать эту сложную проблему. В противном случае, если мы не поднимем производительность труда в бизнесе, в государстве, в системе образования, ничего хорошего нас не ждет. Распределением нефтяной ренты жить не можем: на всех не хватит. Поэтому мы должны создавать добавленный продукт и идти в инновационную экономику. Это процесс довольно тяжелый. Когда я им пытаюсь заниматься, порой даже близкие соратники критикуют и спрашивают: "Тебе что, больше всех надо? У тебя же все хорошо!". Я отвечаю: "Вы не поверите, но жить-то я хочу в России". Мне возражают: "Но она вырождается". Тем не менее я хочу жить здесь. И если я понимаю, что есть проблема, я буду пытаться ее решить. Мое активное выступление против профсоюзов и даже против линии "Единой России" по Трудовому кодексу - это пример такого рода. Гражданское мужество должно быть. Бизнес любит язык засунуть в… разные места и тихо сидеть. Дескать, ну, переживем. Очень часто люди заранее боятся: "А что подумает высокое начальство?". А оно, может быть, ничего не думает. Или считает так же, как ты сам.

- Не являются ли олигархи слишком большой нагрузкой для российской экономики?

- Считаю, нет такого термина "слишком". Нет понятия "много" или "мало". Есть рынок. И если вы на рынке сумели себя продать за очень большие деньги, значит, вы молодец. Если вы самый лучший, но не смогли продать себя по каким-то причинам, значит "что-то в консерватории не так". Что же касается справедливости. Вы полагаете, что миллиардеры "нагружают" нашу экономику. Я же считаю, что мы - подпорка, нужная для того, чтобы она не подкашивалась. Процесс раскулачивания мы уже проходили, он закончился плохо. Вопрос заключается в том, эффективны ли мы - управленцы, менеджерский кластер России - в сравнении с западными коллегами? Скажу абсолютно честно: и работники, и менеджеры уступают западным конкурентам. Есть отдельные яркие личности, которые могут работать на мировом рынке. Не забудьте, мы все учились "прямо из жизни": начинали с кооперативов, с разборок, ездили на стрелки с бандитами… Поэтому менеджмент у нас очень практический. Он был связан с огромным риском для жизни. Миллиардеров, которые "давят на экономику", в реальности осталось мало. Многих из тех, кто были богатыми в 1990-х годах, уже нет в живых. Либо они уже "на пенсии", потому что выдерживать такой темп очень тяжело. Другие, у которых накопилась усталость, думают о том, чтобы остаться пассивными акционерами, перевести акции в фонд, спокойно воспитывать детей и передавать опыт молодежи. Но на их место придут новые менеджеры. Это тоже неплохо, но, на мой взгляд, ни одному крупному бизнесмену спокойное место под солнцем не гарантировано.

- На каких принципах строится ваша инвестиционная политика?

- Сейчас среди журналистов, пишущих на экономические темы, идет дискуссия о том, что Прохоров сошел с ума, потому что он затевает какие-то странные проекты, которые не ведут к зарабатыванию денег. На любом этапе развития существует своя стратегия. В 1990-е годы, когда ГКО приносили 400-500% годовых, было критически важно иметь большой объем бюджетных средств, это было признаком конкурентоспособности. Мы этим занимались. После кризиса нужно было иметь большие активы в сырьевом секторе. Сейчас, даже несмотря на то, что я вкладываю приличные деньги в инновации, основное состояние составляет сырьевой сектор - "РУСАЛ", "Полюс-Золото" и еще такая компания - "Интергео", где сконцентрированы очень интересные лицензии на разработку меди, никеля, молибдена и титана, стоимость которой в течение 4-5 лет вырастет автоматически. Поэтому первый критерий, по которому я рассматриваю проект, - он не должен быть сырьевым. Нужна диверсификация. Второй: бизнес должен быть конкурентен не только в России, но и в мире. Шаг за шагом. Третий: могу ли я приобрести актив значительно дешевле, в нашей стране, нежели за границей? Четвертый: я никогда не пойду на первом этапе в проект как портфельный инвестор. Я либо сам, либо вместе с партнером должен контролировать 51%. Объясню, почему. Когда покупаете миноритарный пакет, вы в принципе инвестируете в тренд на рынке. В кризис, когда переломилась тенденция, даже самые хорошие компании валились со страшной силой. Я инвестирую не в тренд, а в менеджмент, в стратегию. Я контролирую cash flow. Когда я выйду на пенсию, буду делать портфельные инвестиции, другого варианта нет. А пока другие подходы. Пятый: как только бизнес вырос до того размера, когда увеличивается не в разы, а со скоростью 10-15% в год, он становится для меня не интересным. На этом этапе нужно искать, с кем слиться. Это может быть российская или западная компания, не принципиально. Главное, чтобы результат был 1+1>2. Соответственно, когда мы затеваем какой-нибудь проект, мы всегда смотрим, какой будет exit strategy. Например, мне приписывали желание войти в "Уралкалий", говорили о возможной сделке по объединению "Сильвинита" с "Уралкалием". Когда меня пригласили поучаствовать, я отказался, потому что предложение не соответствовало моим критериям. Это сырье, актив находится в том же секторе, где у меня все хорошо. Если "Уралкалий" объединить с "Сильвинитом", то появляется монополист. Это обстоятельство затрудняет exit strategy, потому что когда предприятие становится слишком большим, появляются антимонопольные органы.

Беседовал Андрей СЕМЕРКИН.