Что будет, когда Путин станет “хромой уткой”?

Честно сказать, большинство выводов, к которым пришли авторы доклада, не блещут новизной, - если не считать гипотез о том, что произойдёт, когда Владимир Путин станет “хромой уткой”.  В самом дела, вряд ли кого сегодня можно удивить  умозаключениями, что российское общество не верит в возможность смены власти через выборы,  что к лету 2016 года власть сделала все возможное, чтобы провести сентябрьские выборы без скандалов и протестов и вместе с тем получить приемлемый для себя расклад в следующей Думе, а голоса, которые, вероятно, потеряет «Единая Россия» из-за экономической ситуации в стране, будут подхватываться преимущественно двумя партиями системной оппозиции, КПРФ и «Справедливой Россией», в меньшей степени — ЛДПР, поскольку никакой электоральной мобилизации в сегменте либерально настроенных граждан не наблюдается, а сама оппозиционность парламентских партий весьма условна.

Короче,  в Думе нового созыва будет примерно тот же расклад, что и в нынешней,  а интрига заключается в том,  окажется ли существующий политический режим, который подтвердит свою легитимность результатами  парламентских выборов, в большей степени способным адекватно реагировать на долгосрочные вызовы.  По мнению авторов доклада – вряд ли.

Потому что режим – режимом, а “легитимность харизматического лидера не передается по наследству”, констатируют Макарено и Колесников и указывают, что  согласно Конституции нынешний президент, который, скорее всего, останется главой государства и после выборов в 2018-м, в 2024 году должен будет покинуть свой пост. Значит, делают вывод эксперты МЦК, он превратится в «хромую утку» не в конце своего очередного срока, а в его начале. Этот процесс спровоцирует сначала осторожную, а затем все более интенсивную перегруппировку политических сил и финансовых лоббистов, которая может постепенно расшатать консенсус, закрепленный выборами 2016 и 2018 годов. И вот на этот вызов, говорится в докладе,  действующий политический режим скорее всего будет не в состоянии ответить.

В ближайшие годы, утверждают авторы, государству и обществу предстоит сосуществовать в среде, которая, невзирая на авторитаризацию официальной политики, окажется гораздо менее иерархичной, чем сегодня, благодаря свободному распространению информации в сетях (и не только в интернете, но и в иных неформальных сетевых сообществах с прямыми контактами людей друг с другом), способности общества формировать альтернативные официальным точки зрения, стремлению разных сообществ к саморегуляции, особенно когда государственное регулирование оказывается архаичным, громоздким и неэффективным.

В этой ситуации есть опасность формирования двух параллельных самодостаточных реальностей. Корпоративистская модель будет все в меньшей степени способна управлять поведением людей и учитывать их интересы и настроения. Механизмы социальной мобилизации, небезупречные и сегодня, будут работать все хуже, государство потеряет обратную связь с обществом, конституционные институты окажутся неработоспособными и фактически имитационными.

Такая ситуация плоха для общества, но не менее, а даже более опасна для самого государства, которое рискует стать нефункциональным и деинституционализированным. Политика, ориентированная на сохранение стабильности, окажется тупиковой — система потеряет способность к самообновлению, политические и управленческие решения будут приниматься невпопад, без учета реальности, а то и в противоречии с ней. В результате неформальная экономика, неформальные общественные связи и организации постепенно будут перерастать в новое нормативное поведение, в новую внегосударственную мораль, в ту область, где возможно восстановление утраченного межличностного и институционального доверия.

С одной стороны, такая форма адаптации общества к провалившемуся государству позволит пройти следующий политический цикл, который начнется после президентских выборов 2018 года без значимых социальных потрясений, перерастающих в политические. С другой — государство рискует превратиться в ненужную надстройку, к которой нет доверия и которая не способна в обмен на налоги предоставить гражданам сколько-нибудь качественные сервисы.

Такое государство будет все меньше устраивать не только — в классических терминах Гэбриэла Алмонда и Сиднея Вербы  — «гражданскую» (participatory), но и «подданическую» (subject) политическую субкультуры. Как долго такая конструкция может держаться на авторитете института персоналистской президентской власти, не в силах предсказать ни политологи, ни астрологи.

В этом контексте едва ли возможны структурные реформы и развитие. Причина — потеря государством способности проявлять политическую волю к модернизации. Оно будет отвечать на вызовы лишь точечными репрессиями, усилением пропаганды и неадекватными ситуативными решениями.

 Что 2016 год означает для 2018-го и 2024-го?

Выборы-2016 — это и тест системы на прочность, и подготовка комфортной почвы для проведения президентских выборов — 2018. Их цель — сохранение власти существующих элит и их лидера. Парламентские выборы должны придать системе большую адаптивность и выживаемость для реализации этой задачи. При этом новых лиц и фигур президентского калибра на них не появится.

Дальше начнутся проблемы. И четырехпартийная Дума, и сама четырехпартийная модель неизбежно будут подвергаться эрозии. Хотя бы потому, что стареющие лидеры двух ключевых подпорок системы, КПРФ и ЛДПР, рано или поздно уйдут — и эти партии (а также «СР») придется, как и «Единую Россию», серьезно переформатировать. Лоялистская партийная модель все меньше удовлетворяет потребность власти в управляемом парламентаризме, а вопрос, как поддерживать ее жизнеспособность без узнаваемых и комфортных КПРФ Зюганова и ЛДПР Жириновского, останется без ответа и в следующем парламентском цикле.

Следующий вопрос — не начнет ли расползаться система подконтрольного имитационного гражданского общества (те самые ОП, ОНФ и сидящие на государственной поддержке НКО), составляющая часть корпоративистской модели современной России? Как далеко зайдет описанное нами фактическое отделение настоящего гражданского общества от государства? Как контролировать ситуацию, когда все агенты реальных перемен и модернизации окажутся не заодно с государством, а в лучшем случае вне его, если не против? К таким вызовам система-2016–2018, ориентированная лишь на сохранение власти нынешней элиты, не готова.

Сам же президент окажется в ловушке: легитимность харизматического лидера не передается по наследству (как не получил ее, например, венесуэльский президент Николас Мадуро от Уго Чавеса). А иного механизма не придумано.

В Америке президента начинают называть «хромой уткой» (lame duck) лишь в последний год его второго срока, и смена власти не сулит политического кризиса (хотя кандидатура Трампа и вызывает такие опасения у части общества). В России же демократической передачи высшей власти через выборы никогда не происходило — нельзя же всерьез считать таковой тандем Путина и Медведева в 2008–2012 годах (история с транзитом власти от Ельцина к Путину тоже весьма специфическая, потому что последний избирался уже в статусе и.о. главы государства). Политическое поведение элиты исходит из того, что нынешний президент гарантированно пойдет на переизбрание в 2018-м. Однако сразу после этой победы элита начнет задумываться о будущем власти. Дело даже не столько в том, что, согласно Конституции, в 2024 году Путин должен будет покинуть свой пост, — усиливать эти «раздумья» станет и более долгий срок правления, и возрастной фактор.

Это означает, что риск возникновения феномена «хромой утки» появится не в конце очередного президентского срока, а в его начале, пусть в минимальном объеме, пусть смягченный высокой популярностью президента и широтой его властных полномочий. Другими словами, перестает быть невозможным сценарий, при котором даже легкая хромота режима спровоцирует сначала слабую, а затем все более интенсивную нервозность и перегруппировку политических сил и финансовых лоббистов, которая может постепенно расшатать консенсус, закрепленный выборами 2016 и 2018 годов.

Стараясь сохранить баланс между различными группировками, президент, скорее всего, выберет срединный путь и инерционный сценарий, то есть будет придерживаться эклектичного изоляционистки-националистического вектора и пытаться удержать экономическую систему от обвала с помощью либералов-лоялистов. Дальше мы вступаем в зону слабой предсказуемости, когда экспертные прогнозы отличаются от результатов гаданий на кофейной гуще тем, что последние все-таки иногда сбываются. Состояние политической и экономической систем может спровоцировать спрос на перемены. Но едва ли действующий политический режим будет в состоянии адекватно ответить на этот вызов.

 Об авторах.

Борис Макаренко — председатель правления Центра политических технологий, профессор НИУ Высшая школа экономики. 

Андрей Колесников — руководитель программы «Российская внутренняя политика и политические институты» Московского Центра Карнеги. Одновременно он сотрудничает с Институтом экономической политики имени Егора Гайдара, является членом правления Фонда Егора Гайдара и членом Комитета гражданских инициатив (Комитет Алексея Кудрина), а также колумнистом газеты «Ведомости», интернет-изданий «Газета.Ru», Forbes.ru.

Полный текст доклада, выступления спикеров, а также их ответы на вопросы аудитории  см. на   сайте Московского Центра Карнеги.

Изложение подготовил Юрий Алаев.