Приватизация государства
02.02.2017 Экономика

Приватизация государства

Фото
secretmag.ru

Спустя более месяца после реализации сложной схемы по продаже 19,5% акций «Роснефти», представители власти и близкие к ней системные либералы не устают нахваливать успешность сделки. Но в ней есть и опасности – для самого российского государства, ни больше, ни меньше.


С точки зрения холодного расчета условного финансиста, все действительно кажется красиво: бюджет в кратчайшие сроки получил деньги, «Роснефть» – иностранного частного инвестора, минимизировав при этом риски внутрикорпоративного конфликта. Компания останется под непосредственным оперативным и стратегическим руководством менеджмента, лояльного и подконтрольного государству. Схему критикуют лишь либеральные эксперты и оппозиция, указывая на ее непрозрачность и сохранение неясности относительно источников финансирования. Однако проблема «приватизации «Роснефти» затрагивает гораздо более важные вопросы, напрямую связанные с институтами функционирования государства и его контроля над своими активами.

Схема покупки «Роснефти» подробно описана РБК. Она была реализована в два этапа. Первый – рублевый кредит ВТБ сингапурской компании QHG Shares (компания создана Glencore, к которой затем присоединилась «дочка» Катарского инвестиционного фонда – QIA), который тут же был выплачен «Роснефтегазу» за 19,5% акций «Роснефти». Задачей первого этапа было как можно скорее отправить деньги за пакет акций нефтяной компании в российский бюджет, что и было сделано «Роснефтегазом». Однако подобная схема противоречила указанию президента Владимира Путина, исключившему приватизацию на кредиты госбанков. Да и ВТБ в данной ситуации, как потом стало понятно, совершенно не намеревался кредитовать альянс Glencore и QIA, хотя на сделке явно заработал.

После первого этапа ВТБ переуступил права требования кредита «Роснефтегазу». Однако вопрос о том, погасила ли компания долг перед госбанком, остается открытым. Официально ВТБ заявляет, что «Роснефтегаз» все свои обязательства перед банком выполнил. Как ни крути, но по итогам первого этапа «Роснефтегаз» на собственные (или заемные?) средства продал своей же пакет акций «Роснефти» консорциуму QHG Shares. Если совсем уж упрощать, то «Роснефтегаз» через сложный механизм фактически закрыл дыру в бюджете до того, как настоящий инвестор выделил деньги на сделку.

Возможно, на первом этапе можно было поставить точку. Но выглядело бы это совсем неприлично. Инвесторами сделки – по крайней мере формальными – должны были стать иностранные банки, уговорами которых и занялся вплотную Сечин. Результат оказался половинчатым: предоставить кредит лишь на часть необходимой суммы (5,2 млрд евро) согласился давно работающий с «Роснефтью» итальянский Intesa. Причем сообщение о том, что банк только думает о возможном участии появилось 20 декабря, когда пакет «Роснефти» уже был продан, хотя 8 декабря FT писал, что итальянцы готовы финансировать сделку (вероятно на тот момент переговоры были в самом разгаре и по ключевым параметрам было достигнуто согласие).

На каких условиях Intesa дал деньги – главная загадка приватизации, особенно учитывая то, что Glencore и сам находится не в очень завидном финансовом положении. По одной из версий, банк получил от самой «Роснефти» те самые 600 млрд рублей, аккумулированные по итогам декабрьского размещения облигаций компании на российском рынке. Заплатили за выкуп бумаг российские госбанки. Но 19,5% акций «Роснефти» с 3 января находятся в залоге у банка «Интеза» (российской «дочки» Intesa Sanpaolo), говорилось в документах QHG Shares. Получается, что акции «Роснефти» на сумму €10,2 млрд служат обеспечением по кредиту на вдвое меньшую сумму, писал РБК. В обеспечение по кредиту Intesa также входят все права QHG Shares, проистекающие из приобретения акций «Роснефти», включая права на любые выплачиваемые суммы (например, дивиденды по акциям «Роснефти»), следует из документов сингапурской компании. А это означает, что скорее всего 600 млрд от продажи облигаций «Роснефти» были направлены все-таки не итальянскому банку, который и так перестраховался по максимуму, а через «Роснефтегаз» в ВТБ в части договора цессии по бридж кредиту (когда кредитором QHG Shares стал «Роснефтегаз»). Ранее Bloomberg писал, что «Роснефтегаз» получил разрешение разместить 1,8 трлн рублей в Газпромбанке.

Если это так, то, возвращаясь к первому этапу, за свой же пакет акций «Роснефти» «Роснефтегаз» заплатил деньгами госкомпаний, купивших облигации компании. Парадокс этого фокуса состоит в том, что собственником этих акций «Роснефтегаз» быть перестал, но при этом остался и должен ВТБ (а может и «Роснефти», если деньги ВТБ были возвращены?). 

Все это, на самом деле, не очень хорошо для государства со стратегической точки зрения, даже несмотря на то, что бюджет быстро получил доход от вроде бы выгодной сделки. Тут появляется набор неочевидных на первый взгляд слабых мест, говорящих о гораздо более уязвимом положении бюджета, чем кажется.

Во-первых, Росимущество как собственник «Роснефтегаза» сократило свой актив на 19,5% акций «Роснефти», получив в целом рыночную цену за актив, но вместе с ним получив и долг перед ВТБ, переуступившим права требования 692 млрд рублей от QHG Shares «Роснефтегазу». Получается, что госкомпания прокредитовала покупателя своего актива на чужие деньги и сама осталась должна.

Теряет от этого именно государство, которое лишается той самой кубышки в лице «Роснефтегаза», которой так хвастался во время своей пресс-конференции Владимир Путин. «Роснефтегаз» – это еще один бюджет России, говорил он, объясняя необходимость сохранения этой «прокладки» между государством и «Роснефтью». Однако средства «Роснефтегаза», формируемые по большей части за счет дивидендов той же «Роснефти», идут как на программы самой нефтяной компании, так и на значимые для Игоря Сечина проекты (например, создание СП для разработки широкофюзеляжного самолета Объединенная авиастроительная корпорация (ОАК) и Commercial Aircraft Corporation of China). Получается кубышка уже не бюджета, а Игоря Ивановича, что совершенно в нынешней ситуации не одно и то же. «Роснефтегаз» больше похож на фонд Сечина, чем на условный резерв государства. А после продажи 19,5% он стал еще боле «сечинским».

Во-вторых, вся проведенная схема ведет к институциональному размыванию роли официальных органов власти, когда нормативные акты кабинета министров пишутся под интересы корпорации, а не корпорация действует в соответствии с нормативными актами правительства. Именно так и произошло в ситуации, когда акции «Роснефти» были проданы дешевле, чем было установлено официальными документами правительства.    

Проблема заключалась в том, что Сечин 7 декабря, представляя президенту сделку, назвал сумму продажи акций компании в €10,5 млрд, что соответствовало установленной планке в 710,8 млрд рублей. Однако практически тут же стало известно, что инвесторы эту сумму собрать не смогли (консорциум вкладывает лишь €10,2 млрд). Как писали СМИ, покрыть разницу «Роснефть» решила дивидендами, но вскоре заколебалась. Тут можно выдвинуть совсем другую версию этой странной истории с пропавшими €300 млн. Скорее всего, Сечин договорился с Glencore и QIA, что в рамках договоренностей они получат авансом часть дивидендов, которые могут быть направлены на финансирование сделки. Именно поэтому «Роснефть» срочно пересмотрела свою дивидендную политику в декабре, подняв планку выплат с 25% до 35%. Однако в силу тех или иных причин поднять сумму сделки до €10,5 млрд не удалось (вероятно, Сечин банально на встрече с Путиным выдал желаемое за действительное), и «Роснефти» пришлось «выкручиваться», предложив погасить разницу собственными выплатами дивидендов в бюджет, что и было сделано. Как только это было сделано, пришло понимание, что «Роснефть» переплатила, после чего был дан обратный ход. Это объясняет правку пресс-релиза «Роснефти», где говорилось о новой дивидендной политике, а также исправление директивы самого правительства. В такой ситуации выплаченные уже в бюджет 18 млрд рублей превращаются из оплаты акций «Роснефти» в «аванс от поступления увеличенных дивидендов «Роснефти», говорил журналистам источник в компании. То есть «Роснефть», по сути, передумала и намерена «вернуть» себе 18 млрд – деньги, вероятно, будут вычтены из дивидендов за 2016 год. 

Однако к размыванию роли правительства наблюдатели за последние годы привыкли: ведь это компенсировалось относительно сильной ролью президента. Но в случае с приватизацией «Роснефти» игнорируются и президентские поручения: Путин ранее требовал, чтобы госкомпании не продавали на средства госбанков. В нынешней ситуации, даже если опустить историю с ВТБ (который как вошел, так и вышел из схемы), никак не уйти от факта, что около четверти кредита дали именно госбанки. Это связано и как с опосредованным участием в приватизации через покупку облигаций «Роснефти», так и с выдачей кредита консорциуму QHG Shares. В последнем случае Сечину удалось, судя по сообщениям СМИ, привлечь лишь две структуры: Газпромбанк, контролируемый друзьями Путина, и ВБРР, дочерний банк самой «Роснефти». Иными словами, даже госбанки уговорить оказалось непросто, а сама схема реализовывалась в условиях спецоперации. 

В-третьих, несмотря на перечисление средств от продажи 19,5% акций «Роснефти», Резервный фонд все равно перечислил в бюджет 1 трлн рублей «на всякий случай», как просили представители Минфина. Замминистра финансов Татьяна Нестеренко еще до сделки «Роснефти» говорила, что Минфин хочет подстраховаться на случай, если приватизация затянется. Однако несмотря на поступление денег в бюджет, от крупнейших отчислений из Резервного фонда тоже отказываться не стали. В декабре Минфин продал из Резервного фонда $6,87 млрд, €6,44 млрд и 1,21 млрд фунтов стерлингов за 966,9 млрд рублей для финансирования дефицита бюджета. Таким образом, вся спешка и нервотрепка с желанием успеть до Нового года оказалась банальным прикрытием для реализации схемы приватизации «по-Сечину».

Наконец, в-четвертых, продажа акций «Роснефти» стала сильнейшим ударом по идеологии приватизации в России. Члены правительства, которых принято было относить к системным либералам, всегда выступали за то, чтобы приватизация вела к разгосударствлению экономики. Правительство исходило из того, что продажа частным инвесторам повысит эффективность управления активами. Сразу после сделки риторика чиновников изменилась. «Неважно, какого цвета кошка, лишь бы ловила мышей», – сказал Дмитрий Медведев.

Спустя несколько дней совершенно другое говорит уже глава государства: «Россия продает пакеты госкомпаний для улучшения структуры экономики, а не потому что не хватает средств», – заявил президент Владимир Путин на итоговой пресс-конференции, явно расходясь с главой собственного правительства. И в этом, кажется, нет ни лукавства, ни лицемерия, а исключительно попытка сохранить лицо в ситуации, когда происходит ровным счетом следующее: Сечин наращивает свой личный контроль над активами, которые вчера еще называли «государственными», препятствует приходу стратегических инвесторов, опасаясь размывания собственной управленческой монополии. Но Путину проще этого не замечать, предпочитая – как было свойственно ему всегда – решить краткосрочные задачи за счет долгосрочных. Институциональный ущерб от схемы продажи 19,5% акций «Роснефти» стратегически значительно превысит те самые 692 млрд, которые придется очень быстро «проесть» по итогам наступившего года.  

Татьяна Становая.

Оригинал материала здесь: http://intersectionproject.eu/ru/article/economy/privatizaciya-gosudarstva

4
Авторизуйтесь, чтобы оставлять комментарии