Город потерянных суш

За роль в нем великий комический актер Билл Мюррей, кажется, наконец получит давно положенный ему “Оскар”.

Как говорит сама Коппола, “Трудности перевода” сняты по мотивам пачки моментальных снимков, нащелканных ею во время какой-то давней поездки в Токио. По меньшей мере два кадра из той пачки хочется забрать и носить с собой повсюду.

Первый изображает невероятно трогательную девичью попу, одетую в розовые трусы с цветочком, - ею фильм открывается, на ее фоне возникают титры с именами актеров, и, пока это все происходит, мы каким-то образом понимаем: попа принадлежит человеку очень хорошему, очень усталому и, похоже, не очень счастливому. Вторая незабываемая картинка - это, собственно, артист Мюррей, сидящий на краю гостиничной кровати в самом глупом и неуместном японском халате, какие бывают, и явно пытающийся понять, где, в какой из моментов своей 54-летней жизни он совершил ту роковую ошибку, которая стала причиной его теперешнего нелепого состояния. Будь “Трудности перевода” короткометражкой, составленной только из этих двух неподвижных кадров, они все равно стоили бы всех теперешних восторгов.

Мюррей играет американскую кинозвезду Боба Харриса, прилетевшего в Токио на два дня сняться за $2 млн в рекламе местного виски. Обладательница заглавной попы Скарлетт Йоханссен ( “Мир призраков”, “Человек, которого не было”) - праздную 20-летнюю барышню с простуженным голосом и лицом мармеладной сони, только что извлеченной на свет божий из своего кофейника. Ее привез муж, гламурный фотограф, и бросил в гостинице, чтобы не мешала работать.

Барышня - философ по образованию и не знает чем ей заняться - и в данные два дня, и вообще. Боб Харрис - звезда боевиков. Стоит на секундочку представить себе похожего на трагическую картошку Мюррея с пистолетом в руке, чтобы понять, какую шутку сыграла с ним судьба, и более не удивляться той обреченной бесстрастности, с которой он шествует среди японцев, едва достающих ему до плеча, смакует безалкогольный виски, вырывает свою ногу из рук малопонятной пожилой проститутки, заботливо подосланной ему принимающей стороной.

Проблемы героев со стороны могут показаться мелочью. Кинозвезде немножко противно называться Бобом Харрисом, сниматься в глупой японской рекламе и быть женатым на женщине, которая говорит, как автоответчик, и через два океана шлет ему экспресс-почтой DHL образцы коврового покрытия. Барышне грустно быть праздной и жить с человеком, чья целеустремленность и невнятность в равной степени завораживают (дозировка двух этих полезных качеств так точна, что кажется, Джованни Рибизи, играющий мужа, минимум месяц провел в заповеднике с настоящими гламурными фотографами).

Менее чуткий и искренний режиссер в конечном счете уложил бы этих двоих в постель, но младшая Коппола, судя по всему, сама застревала на выходные в чужих городах и хорошо понимает - это, в общем-то, не выход. В ее личном Токио - мифическом городе покемонов и реальном месте на карте, куда американские кинозвезды действительно летают срубить быстрых денег (Япония, наверно, единственная страна мира, где можно увидеть Шварценеггера на рекламе кухонных комбайнов) , - усталые путешественники держатся за руки, глядят на Фудзи (которая на поверку оказывается фотообоями) , катаются ночью в такси и целуются только один раз.

Говорят, “Трудности перевода” про то, что люди не понимают друг друга. Автору же этих строк вспоминается старая американская реклама (вроде бы тоже виски) , на которой некий душераздирающий зверек выкладывает из детских кубиков надпись: “Помогите! Я гений, запертый в теле хомяка”. Ирония и трагизм ситуации в том, что, даже если кто-то и захочет войти в положение хомяка, совершенно не ясно, как и чем ему можно помочь.

“За тебя я спокоен: с тобой все будет хорошо”, - говорит герой Мюррея героине Йоханссен в самом конце. И это, пожалуй, единственная на весь фильм реплика, в которую хочется, но не слишком получается поверить.