Церковный человек

И если я раздам все имение мое, и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы.

Из послания апостола Павла

Ориентиры навсегда

...Кто он и откуда, не так уж и важно. Впрочем, имя мы должны назвать - Виктор Новиков. Чем бы он ни занимался в жизни, главным его чином и званием было “человек церкви”, потому что все его дела, большие и малые, были направлены на ее возрождение. Когда его шестилетним малышом привезли в Казань, бабушка в первый же день повела мальчика знакомиться с городом. Они побывали в церкви Всех Ярославских чудотворцев, а потом долго гуляли по галерее Петропавловского собора, тогда, естественно, не принадлежавшего Церкви. Бабушка рассказывала про старую Казань, про ее храмы, про свой дом, в котором давно уже жили чужие, случайные люди, про дружбу с Фешиным. Как он потом сказал, все ориентиры в жизни той прогулкой были определены: старая Казань, ее культура и Церковь. Вот так, с большой буквы. Церковная жизнь была иной, чем та, что текла за оградой. В ней не было той идеологической лжи, что окружала человека в миру. Реальность состояла из сплошных буден, в церкви всегда был праздник. Почему? Да просто душе в храме было хорошо, она воспаряла, она обретала тот вид, какой был для нее задуман Всевышним.

По прошествии некоторого времени Новиков познакомился в Никольском соборе с дьяконом отцом Александром. Последний стал его духовным наставником и ввел в религиозный кружок. Нет, вовсе это была не оппозиция. Скорее, внутренняя эмиграция. После трансляций съездов, после всеобщего “одобрямс” кто-то ночами просиживал на кухне с книжкой Солженицына, кто-то до хрипоты пел “под Высоцкого”, заливая безысходность вином. А кто-то шел в храм. И это было - сопротивление режиму, молчаливый, но протест. Наш герой выбирал последнее. С тех пор нет и не было для него работы престижной и не престижной, все, что надо делать для церкви, для него - самое важное на свете.

Так вот, собирались люди в старинном особнячке на Бутлерова, пили чай, читали стихи... Вспоминали. Все они были духовными чадами к тому времени покойного епископа Сергия, духовного лидера необычайной мощи, возглавлявшего недолгое время казанскую кафедру. Забегая вперед, скажу, что сейчас подготовлены документы к его канонизации. Виктор Александрович был юношей с душой трепетной и впитывающей в себя каждую каплю нового духовного знания. А тут еще отец Александр говорил: слушай, запоминай.



Евфимия,

уроки дающая

В доме, где собирался кружок, не было телевизора. Из вещей, по которым можно было определить, что же за век стоит на дворе, только холодильник. Зато все пространство квартиры заставлено шкафами с книгами, по стенам - иконы. Хозяин квартиры - известный в городе врач-окулист. В дом часто приходили две монахини из разоренных монастырей - Митрофания и Евфимия. Митрофания была иконописицей, у Виктора Александровича до сих пор хранится ее работа - икона “Святое семейство”. Она прошла много монастырей - большевики закрывали один, уходила в другой. Так дошла до Киевской лавры. В шестидесятые вернулась на родину. В восемьдесят лет еще расписывала иконостас, умерла, когда ей было за сто, да и не лежала ни дня, так с кистью в руке и преставилась.

Евфимия была другой. Еще девчонкой овдовевший отец отдал ее в Федоровский монастырь, сам став насельником Макарьевского. А тут вскоре революция. Большевики, репрессии. Совсем молоденькой она угодила в лагерь. И вскоре лагерное начальство узнало про ее золотые руки - сшила она блузку жене одного из своих тюремщиков. Блузка была так хороша, что Евфимию заставили сшить еще одну такую, а потом еще и отправляли их не куда-нибудь, а в подарок “кремлевским женам”. Евфимия шила, но ставила условие - каждой своей блузкой выкупала подруг по несчастью, кого - из карцера, кого - с особо трудных работ.

Был у Евфимии еще один редкий дар - она умела “расшифровывать” старинные вышивки и воспроизводить их. Шила бисером, камнями. И как-то начала учить этому редкому ремеслу Виктора Александровича. Спрашиваю: а не было дискомфорта, когда вы взяли в руку иголку и начали шить, все-таки не мужское это дело. Нет, говорит, даже не думал об этом, оклады надо было спасать, рассыпались они к тому времени от ветхости. Он вышил камнями и бисером истлевший оклад одной из почитаемых в Казанской губернии икон - Федоровской Божьей Матери, о которой мы уже говорили. Вышил оклады и Смоленской, и Казанской иконам - они сейчас хранятся в Петропавловском соборе. Этим самым образа были спасены, и мы видим их в том облике, что являлся нашим дедам и прадедам. Работа над одним окладом занимала у него до восьми месяцев. Было время, когда невозможно было купить митру - Новиков расшивал и этот головной убор для духовенства. По сути сейчас на территории нашей епархии он - единственный, кто владеет этой старинной техникой, которую передавали из века в век в православных монастырях.

Он никогда не забывал тех людей из кружка епископа Сергия, потому что они были его учителями, они дали ему познать, что же значит настоящая нравственность и вера. И, отдав много сил в борьбе за возвращение Петропавловского собора, Новиков до сих пор помнит ту боль, что испытал на первом богослужении. Боль оттого, что никто из тех людей не видит этого праздника. Передача Петропавловского была особой - это был первый храм, возвращенный церкви после долгих лет надругательств над ней и ее людьми.

“Окно в Париж”

Можно с уверенностью сказать, что должность, которую сейчас занимает Новиков, единственная у нас в Татарстане. Она называется “помощник архиепископа по семинарии”. Виктор Александрович стал правой рукой архиепископа Казанского и Татарстанского Высокопреосвященнейшего Анастасия (в прошлом - отца Александра, о котором мы упоминали выше) в учебном заведении, которое выпускает будущих священнослужителей. А еще Новиков занимается делом, к которому всегда склонялась его душа, - он ведет предмет “христианское изобразительное искусство”. Его класс семинаристы называют “окном в Париж”. Ассоциативный ряд вполне понятен, хотя я бы назвала это помещение Музеем сбывшихся желаний. То, о чем можно было только мечтать в начале семидесятых, то, что Виктор Александрович знал по рассказам его наставников, он смог ныне презентовать своим ученикам. Представьте себе помещение, где все стены увешены очень хорошей светской живописью и иконами, а в углах стоят стеклянные ларцы с вертепами, центр же украшает гигантский пасхальный букет. Здесь есть католический уголок с целым сонмом ангелочков и огромный домашний кинотеатр на подиуме.

Новиков в своих лекциях не замыкается на изучаемой теме. Говоря о христианском искусстве, он рассказывает обо всем, что творилось в живописи в изучаемый период. Недавно, например, говоря об иконописи эпохи Возрождения, он показывал ученикам три киноверсии “Ромео и Джульетты”, а потом в классе звучал Шекспир в подлиннике... Будущий священник должен изучить Божий мир во всем его многообразии. Вообще семинария - любимое детище Новикова. Когда-то они с Его Высокопреосвященством мечтали всего лишь о воскресной школе с благотворительной столовой, и вот семинария, в которой уже состоялось два выпуска. Здесь нет ни одного похожего класса, а среди сорока пяти изучаемых предметов нашлось место информатике, и каждый из студентов имеет право на два часа интернета ежедневно. И педагог, читающий историю христианского искусства, может сорваться из дома ночь-полночь, чтобы отправиться в семинарию и посмотреть: все ли благополучно у ребят.

Еще он пишет стихи и очень любит Казань, ставя ее даже выше своей обожаемой Венеции. Вообще он очень много что любит, но делает это тихо, без ажиотажа. А, как известно, тому, кто многое любит, многое простится.