Последние 12 часов

“Страсти Христовы” - работа ортодоксального христианина. В изображении последних двенадцати часов земной жизни Иисуса Назаретского Мел Гибсон, поставивший фильм по сценарию, написанному им вместе с Бенедиктом Фитцжеральдом, принимает евангелия от Матфея, Марка, Луки и Иоанна за чистую правду. Буквально, а не как метафоры или мифы, и никакого намека на современную интерпретацию. Это не “Последнее искушение Христа”, в котором Мартин Скорсезе, экранизировавший роман Никоса Казантзакиса, размышляет о мучениях и сомнениях Иисуса. Этот фильм - выражение веры.

А значит, палка о двух концах. Люди по-разному воспримут фильм, который лишен какой бы то ни было точки зрения, не соответствующей букве евангелий. Истинные верующие воочию увидят святое писание. (Папа Иоанн Павел Второй после просмотра сказал: “Да, так оно и было”). Другим - неверующим или менее ортодоксальным христианам - надоест стойкая приверженность фильма сюжетной линии и персонажам, которые веками использовались фанатиками для подпитки своей ненависти.

Фокусирование исключительно на “страстях” Христа - то есть страданиях и окончательном искуплении в последние моменты жизни Иисуса - в ущерб его пастырству, в течение которого он проповедовал любовь к Богу и человечеству, приводит к утрате обстоятельств показываемых событий. Распятие было не только кульминацией нескольких лет религиозного учения, но и исполнением обещания Иисуса умереть за грехи человечества.

Действительно, многие зрители знакомы с этой предысторией. Тем не менее жаль тех, кто придет на просмотр, не зная Нового Завета. Горсть кратких отсылов в прошлое им не поможет. Однако даже изучавшие Библию могут поинтересоваться, почему Гибсон решил преуменьшить самопожертвование и любовь, которые привели Иисуса к смирению с мучениями и смертью. Духовное значение Распятия утопает в оргии жестокости при осмотре тела Иисуса. По меньшей мере сомнительно, чтобы простой смертный мог оставаться в здравом уме, испытав такие мучения, какие здесь наглядно изображены.

Все персонажи изображены в своих крайностях. Понтий Пилат (Христо Наумов Шопов) - слабый и пугливый политический деятель на пустынном аванпосте Римской империи. Его солдаты - слабоумные садисты и шуты. Царь Ирод (Лука Де Доминикис) - пустой декадент. Иудеи - кровожадная толпа, легко управляемая первосвященником Каиафой (Маттиа Сбраджиа) и другими фарисеями, ревниво оберегающими свою политическую власть и общественный контроль. (Гибсон убрал фразу, содержавшуюся в ранней версии, которую выкрикивает один из иудеев: “Пусть его кровь будет на нас”).

Обе Марии - мать Иисуса (Майя Моргенштерн) и Магдалена (Моника Беллуччи) понижены до слезливых наблюдателей. И, как ни трудно это представить, ключевая фигура фильма, сам Иисус (отважный Джим Кавизел), большую часть времени выглядит таким мальчиком для битья, что зрители просто начинают терять из виду саму идею. В ранних сценах и отсылах в прошлое Кавизелю хватает обаяния и серьезности показать теплоту и сострадание учителя, которым был для многих Иисус. Но это лишь обрывки человечности, которые мы видим. (Один странный отсыл в прошлое фокусируется исключительно на его предыдущей профессии плотника.) Более неприятным выглядит решение Гибсона сделать Иисуса жертвой политических интриг, тем самым обесценив его мученичество.

Почему столько учеников было у этого человека? Что значит его обещание вечной жизни в контексте этих событий? Устойчивая концентрация Гибсона на бичевании физического тела фактически обесценивает любую метафизическую значимость самого известного дня в истории.

Требование Гибсона, чтобы его актеры выучили язык того времени, сработало очень хорошо. Использованием арамейского языка для иудейских персонажей и уличной латыни для римлян фильм переносит нас на расстояние, необходимое для свидетелей библейской истории. Если б только Гибсон предпочел осветить духовную правду так, как он воссоздал физический реализм!