Америка до и после 11 сентября
Самым трагическим для Соединенных Штатов Америки в ХХ веке был день 7 декабря 1941 года, когда японские самолеты внезапно атаковали военно-морскую базу Перл Харбор, в результате чего погибли более 2300 американских матросов, солдат и офицеров. Самым крупным актом терроризма на территории страны был взрыв в Оклахома-Сити 19 апреля 1995 года, унесший 169 жизней. 11 сентября 2001 года в США за один день погибли 3010 мирных жителей, и можно смело утверждать, что вся история Америки, а может быть, и мира разделилась на “до” и “после” этой черной даты.Расхожий журналистский штамп тех дней, прочно осевший в сознании россиян: “Америка в шоке и панике!” Да, шок был. Паники - нет, не было. Не берусь судить о том, что творилось в непосредственной близости от мест трагедии, но вот что происходило и чему я был очевидцем 11 сентября в Филадельфии, расположенной примерно на одинаковом расстоянии, всего в 170-180 километрах, между Нью-Йорком и Вашингтоном, где бушевали гигантские пожары.
В тот вторник стояло доброе солнечное утро и, как всегда, оживленный поток людей струился по университетскому городку. По дороге на работу мне встретился сотрудник университета, который сообщил, что несколько минут назад в Нью-Йорке пассажирский самолет врезался в здание Всемирного торгового центра, вызвав большой пожар и разрушения. Я отреагировал мгновенно и, как оказалось, точно: “Это Усама бен Ладен, он давно обещал сделать что-то подобное”. На часах было 9.15. Мы еще не знали, что 12 минут назад была атакована вторая башня Центра, а через полчаса третий самолет врежется в Пентагон.
В вестибюле нашего здания у телевизора сгрудились все, кто там был. На экране - горящие небоскребы-близнецы, густой черный дым валил из них, как из огромных коптящих факелов, возвышающихся над городом. Крупный план: человеческие тела, как куклы, падают из окон с высоты нескольких десятков этажей и камнем летят вниз. Разум отказывается верить, что это живые люди. Эти кадры потом увидел весь мир; тогда они показались нереальными, слишком “киношными”, мы видели похожие картинки только в голливудских фильмах с Брюсом Уиллисом. Диктор что-то возбужденно говорил, почти кричал, и его голос в сочетании с только что увиденным внушал тревогу и ужас.
Простояв какое-то время в оцепенении, я опомнился и быстро пошел в свою лабораторию. О случившемся уже знали все, громко работал радиоприемник со срывающимся от волнения голосом комментатора. Интернет захлебнулся и не отвечал. К телефонам было не пробиться, все звонили домой, родным и друзьям, прежде всего в Нью-Йорк. Не дозвонившись до меня, в невероятном возбуждении из дома прибежал сын, чтобы сообщить об увиденном по ТВ. На улице его останавливали незнакомые люди, чтобы сообщить страшные новости. Никто вокруг не произносил этого вслух, но на уме был один вопрос: неужели война? Стало не по себе.
Странно, но, несмотря ни на что, размеренный рабочий ритм в целом не был нарушен. Слушая радио и обмениваясь последней информацией (обрушилась одна башня, потом вторая, атакован Пентагон, угнанный самолет упал в Пенсильвании, всего в нескольких сотнях километров от нас), люди при этом продолжали выполнять текущую повседневную работу, никто не выказывал своих чувств и эмоций, хотя они, конечно, были. В 12 часов в нашей лаборатории началось еженедельное рабочее совещание, обычно совмещаемое с ланчем. Каждый рассказал все, что знал к этому времени, и картина вырисовывалась следующая. Неизвестно, сколько захваченных самолетов находится в воздухе, во что они могут врезаться и куда они могут упасть в любую минуту. Возможное количество жертв на тот момент оценивалось примерно в 40-50 тысяч человек. Эвакуированы работники Белого дома, Капитолия, всех федеральных учреждений, а также люди, работающие в небоскребах по всей стране. Национальная гвардия, армия, флот и авиация приведены в состояние боевой готовности. Занятия в университете отменены. Детей рекомендовано срочно забрать из школ и детских садов. Въезд в Филадельфию закрыт, любые выезды за город нежелательны, весь личный состав полиции патрулирует улицы и особенно места скопления людей. Всем необходимо иметь при себе удостоверения личности, предъявляя их по первому требованию. Дальнейшие инструкции будут поступать по электронной почте или по громкой связи. В университете организован круглосуточный центр психологической помощи, он приглашает всех, кто хочет поговорить о случившемся. В нашем здании открыт донорский пункт (очень скоро их будет гораздо больше, чтобы принять всех желающих сдать кровь).
Обменявшись этой информацией, попробовали перейти к повестке дня и ланчу. Однако на душе было скверно, еда не шла, разговор не клеился. Все с опаской поглядывали на небо сквозь стеклянную стену высотного здания, на 10-м этаже которого мы находились. Признаюсь, моим любимым развлечением на совещаниях было наблюдать, как из облаков в одной и той же точке неба с периодичностью в полминуты появляются самолеты и идут вниз на посадку в аэропорт Филадельфии. Или как рядом, напротив нашего здания, садятся и взлетают с крыши больницы вертолеты санавиации. В тот день небо было безжизненным, потому что к этому времени любые полеты над территорией Соединенных Штатов были запрещены.
Наше здание опустело к трем часам, большинство сотрудников разъехалось по своим неблизким домам, чтобы на всякий случай быть рядом с родными и следить за развитием событий по ТВ. Стало ясно, что случилась большая беда, но в тот момент никто не мог знать ее истинных масштабов и последствий.
Все с тревогой ждали телевизионного обращения президента. Его речь была краткой, энергичной и взвешенной. В ней было то, что все хотели и ожидали услышать: ситуция в стране находится под контролем, полным ходом идут спасательные работы, правительство на месте и активно действует, возмездие организаторам терактов неотвратимо, они непременно будут найдены и наказаны. Президент говорил и выглядел уверенно, без признаков растерянности, и это было важнее всяких слов. Он не сказал ничего нового, но, по крайней мере, было ясно, что за день как будто не произошло ничего сверх того, о чем мы знали.
Поздно вечером в центре университетского городка состоялся потрясающий по своей искренности и эмоциональному накалу многолюдный митинг. На него собрались те, кто жил неподалеку. В темноте ярко горело множество свечей. Преподаватели и студенты, белые и черные, мусульмане и христиане, все сидели на траве, многие плакали. С трибуны звучали молитвы на трех языках: английском, иврите и арабском. Лозунгом митинга и лейтмотивом выступлений была фраза: “You are not alone!” - “Ты не одинок!” “Спросите тех, кто рядом с вами, почему они пришли сюда”, - обратился к присутствующим один из ораторов. “Мне страшно”, - ответила моя соседка слева. “Я очень зол”, - сказал сосед справа. “Обнимите друг друга и поделитесь своим горем”, - донеслось с трибуны. Незнакомая женщина уткнулась мне в плечо, по ее лицу текли слезы. Никто не стеснялся своих чувств, вместе переживая страх, растерянность, гнев и горе. Запел сильный женский голос, все встали, взявшись за руки и раскачиваясь в такт грустной протяжной мелодии.
“А как же пресловутый индивидуализм, - подумал я, - а где же бездуховность, эмоциональная тупость и эгоизм, приписываемые американцам? Выходит, это все неправда?” И еще я подумал: “Не дай Бог случиться чему-то страшному, но возможен ли такой митинг, такой массовый духовный порыв скорби и единения у нас, в России?” Скорее всего, нет. И дело не только в том, что беду страны мы давно, со времен Великой Отечественной, не чувствуем как свою личную беду. И, конечно же, дело не в недостатке сердечности, душевной доброты или способности сопереживать, уж чем-чем, а этим мы не обделены. Просто мы устроены иначе. Стесняемся друг друга, стыдимся обнаружить свои чувства, показать слабину. Американцы не боятся выглядеть слабыми, и это верно, ведь минутная слабость простительна сильным людям.
Прошел ровно год с того дня, когда казалось, что нормальная жизнь кончилась, теперь все будет так, как должно быть во время войны: ограниченное передвижение, проверки документов, уличные патрули, высылка из страны иностранцев, комендантский час. Однако день шел за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем, но ничего подобного не происходило, все оставалось как прежде. Что же изменилось в Америке за этот год? Не берусь судить о том, как глубок текущий финансово-экономический спад и насколько он связан с событиями 11 сентября, но в реальной повседневной жизни американцев и тех, кто здесь живет, не изменилось ни-че-го. Пожалуй, стало меньше благодушия, разговоры о терроре перестали быть абстрактно-теоретическими, всем понятно, что это не пустые слова. Но в принципе ни психология, ни образ жизни, ни планы людей не претерпели никаких изменений. О тех, кто погиб в этот день, вся Америка помнит и искренне скорбит. На Бродвее у часовни святого Павла, рядом с местом трагедии, вывешены личные вещи и фотографии погибших. Людской поток в этом месте не иссякает, многие плачут и молятся. Память о жертвах 11 сентября свята, и в церквях по всей стране идут службы за упокой их невинных душ. Но жизнь продолжается, и люди работают, отдыхают, учатся, влюбляются, рожают, вкусно едят и пьют, танцуют и поют, как всегда было, есть и будет.
Цели тех, кто задумал и осуществил эту дьявольскую акцию, примерно известны: посеять страх и панику, расстроить всеобщий порядок, отравить существование целой нации, спровоцировать кризис, подорвать основы общества и государства. Нет, 11 сентября 2001 года это им сделать не удалось. Америка нашла в себе силы подняться выше чувств гнева и досады. Америка ничуть не поступилась своим главным завоеванием: личной свободой человека. Америка осталась великой страной.