Время и Деньги
09.01.2003 Культура

Балет - это привилегия императоров и коммунистов

- Олег Михайлович, как вы полагаете, в чем секрет популярности этого балета?- Спектаклю тридцать лет, и он идет более чем в сорока театрах мира. А до моей первой постановки в 1971 году этот балет в России не ставился почти три десятка лет. Все помнили, что был такой спектакль, восхищались, но от него ничего не осталось, непонятно было, какая музыка, какая хореография. В то мрачное время у меня появилось желание сделать в противовес тому, что появляется на сценах - в большинстве случаев это была трагедия, - спектакль-альтернативу, солнечный и праздничный. Музыка, с которой я поначалу познакомился, мне не понравилась, она была немецкая, композитора Гертеля. Но я знал, что премьера Доберваля была на музыку Герольда. А где ее взять? Нигде, нет ее в театре. Мне сказали, что в императорской библиотеке вроде бы есть какие-то ноты Герольда. Я пошел, обыскал все и на самой пыльной полке нашел папку, на которой было написано “Лиза и Колен”. Это был Луи Герольд в оркестровке Адана, автора “Жизели”. Когда мы стали слушать эту музыку, словно взошло солнце. Это были подлинно французские мелодии, эти песни во Франции поют до сих пор. И получился спектакль-шампанское. Впервые я поставил его в Малом театре в Санкт-Петербурге, а потом пошло-поехало. Сейчас спектакль стал еще более популярен, потому что кругом агрессия, негативные эмоции, мрак, смотреть ничего хочется, я, например, своему сыну телевизор не включаю. И хочется хоть где-то видеть радость, отдохнуть. “Тщетная предосторожность” - как раз такой балет.

- Двадцать три года вы были главным балетмейстером Мариинки, как сейчас, после ухода, сложилась ваша жизнь?

- Замечательно! Последние годы я живу в Вашингтоне, Париже и Сеуле. Летом состоялась премьера балета в моей постановке на чемпионате мира в этом городе, моя труппа исполнила “Ромео и Джульетту”, весной мы покажем этот спектакль в Париже во Дворце спорта на большую аудиторию.

- Как вы полагаете, в балете существует мода?

- Мода должна меняться, если это мода, а балет - не мода. Это самой сложное из искусств. И - самое дорогое. Это - привилегия императоров, царей и коммунистов.

- Вы не жалеете, что расстались с Мариинкой?

- Нисколько не жалею. Все когда-то кончается, там сейчас другой театр, другие люди. Но Мариинка была, есть и будет, лучше нее ничего не придумано пока. А моя жизнь сложилась более чем удачно. У меня лучшая академия в Америке. И, самое главное, я чувствую, что нужен.

- В 1989 году вы были одним из инициаторов приезда Нуреева в Россию...

- Естественно! Сначала я пробил Макарову. Приезд Рудольфа я пробивал лет пять.

- Вы поддерживали с ним отношения все годы?

- Конечно. Мы же учились в одном классе. Я готовил его к первому приезду, объяснял, как проходить таможню, что можно ввозить в страну, все же изменилось с момента его отъезда. Потом я пригласил его участвовать в “Сильфиде”, это был мой долг перед ним. Надо было пресечь то безобразие, что творилось по отношению к нему, к Барышникову, к Макаровой. Конечно, было немного поздновато, он уже не мог так танцевать, как когда-то, но я не жалею о своем приглашении.

- То, что Рудольф не вернулся в страну после тех гастролей в Париже, для вас было неожиданностью?

- Нет, не было. И в школе, и в театре он был совершенно другим человеком: когда все играли в козла или выпивали, он изучал партитуры, ходил в музеи. Для него была нужна другая среда.

- Если бы он остался в России, что бы с ним было?

- Ничего. Его бы просто не было. Конечно, эпохи в балете быстро меняются. Были эпохи Нижинского, Лифаря, многих других танцовщиков. Была и эпоха Нуреева. Сегодня танцуют лучше, чем он, сегодня Рудольф не был бы таким великим. Но он был эталоном для своего времени, это важно.

- Российский балет, он по-прежнему чрезвычайно хорош или это иллюзия?

- Иллюзия, которую у нас поддерживают. Он не стал лучше, чем был когда-то, но все остальные гораздо хуже. Это я вам точно говорю, потому что у меня есть возможность смотреть все более-менее интересные балетные постановки в мире.

- Каково ваше впечатление от казанской балетной труппы?

- Казанский театр не умер в трудное время, у него правильная ориентация на сохранение и развитие классического наследия.

- Живя за границей, вы продолжаете болеть за российский балет?

- Я вообще болею за Россию. Вот сейчас я приехал в страну на несколько дней и уже нахожусь в шоке от того, что происходит в Санкт-Петербурге. Это агония, это пир во время чумы.

- Как вы полагаете, искусство может поправить нравственность?

- Это его обязанность. И обязанность общества создать такое искусство, которое будет лечить “больных”. Но в стране нет денег на лекарство, то есть на культуру, и повсеместно процветает “знахарство”, которое выдают за культурные ценности. Это печально.

7
Авторизуйтесь, чтобы оставлять комментарии