"Всё у нас получится"
Вместо эпиграфа:
«Кириенко дал понять, что не будет прикрывать тех, кто будет фальсифицировать выборы и будет пойман. Но он точно так же дал понять, что не будет наказывать тех, кто будет фальсифицировать результаты и пойман не будет. Если он заложил мину замедленного действия под эту кампанию, то именно этим своим амбивалентным отношением к роли губернаторов в результатах».
Александр Баунов: Пока все дружно обсуждают тело избирательной кампании, вернее, ее тела, кандидатов, вне поля зрения осталась душа кампании – ее режиссеры, сценаристы и, можно сказать, реальные руководители. Недавно я писал, что внешне все выборы Путина одинаковые, потому что все они неконкурентны, а соперники иллюзорны. С точки зрения того, кого Путин собирается победить, все выборы похожи друг на друга. С точки зрения того, что именно – какую идею, какой концепт, в каком контексте Путин побеждает, – выборы существенно разные. И это может быть потому, что все выборы проводят разные замглавы администрации президента по внутренней политике? По крайней мере, почти все. Сначала это был Волошин, это была победа, одержанная Путиным вместе с «семьей» Ельцина над сторонниками передела собственности, приватизированной в девяностые. Потом это был Сурков, потом Володин, который, как я понимаю, не собирался покидать свой пост, а собирался продолжить руководить внутренней политикой России. Но вместо этого неожиданно возник Сергей Кириенко, который ассоциируется с теми самыми девяностыми отчасти, которые Путин побеждает на каждых выборах и не в меньшей степени на этих выборах, чем на любых других. Сейчас в лице Грудинина ему надо победить русского Лукашенко, такой советский колхозный строй без СССР, который мог быть в России, а в лице Собчак – девяностые, которые могли бы продолжаться и сейчас. А Кириенко, он же ассоциируется с девяностыми, с дефолтом. Разумеется, он был эффективным главой «Росатома». Но про эту сторону жизнедеятельности Кириенко широкий избиратель не знает. Другое дело, что, наверное, избирателю не надо знать про деятельность замглавы администрации по внутренней политике. В общем, почему под следующие выборы был сменен (явно против собственной воли) глава управления внутренней политики и под какую идею, под победу над чем и ради достижения каких следующих целей возник Сергей Владиленович Кириенко, ассоциирующийся с этими самыми девяностыми?
Андрей Перцев: Вчера Константин прислал мне очень хороший ролик из 1990-х, называется «Все у нас получится». Он мне показался очень хорошей метафорой того, что происходит сейчас в избирательной кампании. Содержание его вкратце такое: мужики сидят на лесопилке, скучают. Думают, что им делать. Покурить, в шашки поиграть – все уже они делали. И тут замечают снегоходы современные и берутся их догнать и обогнать на старом ЗИЛе – большом, допотопном и неповоротливом. У них сначала получается, ЗИЛ поднимается на горку, а потом мы видим, что он лежит в снегу по кабину и по кузов и не может двигаться. А мужики говорят: «Все у нас получится»; ну получится у них вытащить машину, которая в принципе до этого спокойно стояла и ни в каком снегу не завязала, и в общем головной боли и проблемы никакой не было. Зачем-то им потребовалось вот эту неповоротливую махину поднимать на горку, гнаться за какой-то такой странной целью ну и, в общем, эту машину погружать в хаос, снег и недвижимое состояние. Кажется, именно такое происходит в избирательных кампаниях. По крайней мере, до падения этой машины в снег сценарий воспроизводится достаточно точно. Скучают вот они на своей лесопилке эти люди кремлевские, ничего не происходит, ничего опасного для выборов не было, и в принципе на володинской инерции это все бы хорошо прошло. Но зачем-то им понадобилось тянуть эту машину на горку «70/70». То есть цели они себе обозначили очень красивые и взялись их достигать. В итоге сейчас, как сказать, то ли машина большая, то ли горка крутая, как бы не за тем они погнались. В общем, получается, что просто сейчас происходит уничтожение последних структурных, системных элементов, которые все это держали. Очень хочется спросить, зачем вы это сделали? Зачем сделали Собчак? Зачем сделали Грудинина? Зачем все это происходит?
Ладно, они выдвигаются, эти люди: образ батьки Лукашенко в лице Грудинина, хаос девяностых в лице Собчак. Мы видим эти картины, которые, кстати, должны зачем-то повышать явку. Вроде как это и разнообразие, и символические победы, и все что угодно в одном наборе. Но потом все вот это символическое и технологическое наполнение кандидатов начинает уничтожаться черным пиаром. Плюс попутно начинают им же уничтожаться некие былые табу, такие как, например, распространение чернухи. В большом издании «Газета.ру» мы наблюдаем колонку политолога Олега Матвейчева, запрещенного в свое время самой же властью за резкие высказывания в адрес оппозиции, что ее надо на танки намотать. А тут в «Газете.ру» Матвейчев сообщает, что компромат – это хорошо, что люди должны знать, откуда берутся деньги у кандидатов, что они вообще делают, насколько законно зарабатывают, что перетряхивать грязное белье хорошо. Невеселое это зрелище.
Константин Гаазе: Сложно это все как-то охватить, чтобы начать свою линию аргументации, но я попробую. В логике Андрея есть одна непроговоренная гипотеза, которая является фундаментом всего его рассуждения. И эта гипотеза выглядит так: «Существуют некоторые осознанно создававшиеся, запланированные институты этого режима, этой диктатуры, которые последовательно, через трех кураторов внутренней политики в течение 12–14 лет развивались, укреплялись и которые пришедший на смену системному Володину пан Кириенко начал ломать». Это вменение логики задним числом. Никакой логики у строительства политических институтов в России не было и нет. Партия «Единая Россия» в любой момент могла бы быть социал-демократической, или левой, или правой, какой угодно. А губернаторы могли подбираться и подбирались по абсолютно разным классификационным признакам. Кириенко не разламывает то, что строилось, Кириенко работает с тем, что наросло. Оно наросло случайно. Оно могло быть абсолютно другим. Давайте просто вспомним чехарду с назначением выборов губернатора. Это же цирк! О какой логике развития политических институтов можно говорить, когда мы каждые четыре года меняем онтологию региональной власти, меняем просто ее источник: то это население региона, то правящая партия, то президент, то снова население. Никакого строительства политических институтов нет, есть их случайное, стихийное нарастание.
Дальше мне представляется важным другое различение, от которого нужно отказаться, – это условно различение на реальную и нереальную политику. Различение, смысл которого заключается в следующем: есть какие-то реальные политические процессы, а есть какой-то перформанс. Перформанс – это, простите, президент в проруби, а реальные политические процессы – это когда Грудинина мочат? Это абсолютно фиктивное, ложное различение, его нет. И то и другое – это политика перформативности. А Кириенко не брался за обслуживание, за опубличивание той «реальной политики», которая осуществляется при дворе Владимира Путина. Кириенко не имеет никакого отношения ни к освещению процесса над Улюкаевым в СМИ, ни к процессу передела государственных подрядов, ни к процессу борьбы за пост председателя правительства, за посты вице-премьеров и так далее. Выстраивая картинку опять же задним числом, мы говорим о том, что этот человек был нанят на работу в ситуации ожидаемого кризиса, внешнеполитического в связи с приходом к власти в Америке госпожи Клинтон. Это была команда кризис-менеджеров, которые были наняты заранее, в ожидании того, что в январе 2017 года Кремлю придется иметь дело с крайне враждебным (с его точки зрения) режимом в Вашингтоне. Этого не случилось. Дальше, как мне представляется, Кириенко начал сам выдумывать себе задачу. Учитывая, что у нас президент в общем вернулся во внутреннюю политику только осенью 2017 года. Поэтому оценивать работу Кириенко нужно исходя не из логики развиваемых им институтов или из логики его неумения справиться с реальной политикой, которой на самом деле нет. О чем можно говорить? Мне кажется, можно говорить о некотором жанровом возвращении того, что было в политике в самом начале 2000-х: выкуп новостных блоков на сотнях региональных радиостанций. Действительно, абсолютно пустая перформативность: тулуп, валенки на президенте. Возвращение медиатизированной, пустой кампании. Такая кампания у нас в истории была только одна, в 2004 году.
Добьется ли Кириенко той задачи, которую сам себе поставил, 70/70, – вот это вопрос хороший, но мы ответ на него раньше 18 марта не узнаем. Как мне представляется, с точки зрения создания окружающей среды избирательной кампании (имея в виду, что заказчиком создания этой среды является не Российская Федерация, а президент Путин), с созданием этой окружающей среды для президента Путина Кириенко справляется блестяще. Есть нерв кампании, есть довольно серьезное напряжение, есть конкурентные кандидаты, они очень громкие, более того, власти даже приходится с ними бороться. Власти приходится лить компромат на Грудинина, которого она сама же утвердила. Если вам кажется, что это шизофрения, то ничего подобного. Это создание препятствий, которые должны показать заказчику кампании, то есть президенту Путину, что это реальный политический процесс. В этом смысле Кириенко успешен. А если говорить о «реальности реальности», то о ней мы сможем говорить только после 18 марта, когда получим результаты выборов.
Перцев: Я ведь говорил не об институтах, которые наросли. Я о выборах президента как о маркетинговом проекте. У любого проекта, а не института есть цели и задачи. Цели и задачи зачем-то они опубличили. Они зачем-то вбросили «70/70», а в голове у них другое. Появляется Собчак, откуда-то и зачем-то. Собчак играют. Появился зачем-то проект «Грудинин». Зачем понятно: популист, предприниматель, повышает явку. Хорошо, цель понятна. Результаты и задачи примерно понятны. Грудинин заработал, его показали первые пару раз благосклонно по ТВ. И его начинают мочить. Зачем? В сторону изначальных целей это работает? Нет, не работает. В какую сторону это работает? В сторону понижения результата Грудинина. Но ведь повышение результата Грудинина автоматически повышает явку. А понижение результата Грудинина явку снижает. Зачем это нужно?
Гаазе: Давайте посмотрим. Если явка мобилизует протестный электорат, то Грудинин работает на повышение явки. Если Грудинина мочат, то его мочат совершенно для другого. Не для того, чтобы протестный электорат не пошел на выборы, а для того, не дай бог, чтобы электорат вполне пропутинский, потенциально смущенный этим обострением политической борьбы в верхах, вдруг не потерял ориентиры и случайно не проголосовал за Грудинина. Я приведу пример: в 2007-м во время думской кампании «Единая Россия», с одной стороны, активно продвигала аграрную повестку; с другой стороны, именно в этот же момент происходило слияние Аграрной партии с «Единой Россией». Никакого противоречия в инкрустации кампании Грудининым и сбросом на Грудинина компромата я не вижу. Это попытка провести очень четкую грань между мобилизацией протестного электората, которая нужна для явки, и недопущением голосования электората провластного, который часто любит одинаково и коммунистов, и единороссов, поскольку и риторика у них примерно одинаковая. Чтобы не наступила путаница, его мочат. Это логично.
Что еще мне представляется важным в контексте «явка / результат Путина», так это, конечно, – и в этом новация этой кампании, – попытка выстроить две абсолютно не связанные параллельные структуры управления выборами. Одна структура чисто перформативная: общественники, штаб, Собчак, Грудинин. Другая – старые добрые, можно назвать их володинскими, можно сурковскими, совещания с замгубернаторами по внутренней политике. Старые добрые накачки, в отношении которых весь этот штаб, общественники, волонтеры, Грудинин и Собчак, – вот это все действительно является дымовой завесой. Володин любил напустить дымку, но Кириенко включил дым-машину! Он привез на сцену в «Лужники» тонну сухого льда, и теперь вся кампания не только в стробоскопах и диско-свете, она еще и в дыму. И штабы Путина на местах очень четко разделены пополам на штаб в кабинете замгубернатора по внутренней политике и перформативный штаб, который состоит из «ломов», лидеров общественного мнения. И пока штабы, созданные из «ломов», не начнут, простите за жаргон, косячить, мы можем сказать, что все работает вполне успешно, потому что одна кампания является дымовой завесой для другой. Еще и повышает явку.
Баунов: А вот Навальный. Почему бы Кириенко не продавить, и как либералу, и как человеку, которому поручено сделать кампанию живой и политической, регистрацию кандидата Навального, обреченного на поражение? Думал ли он об этом? Советовался ли он об этом с кем-нибудь в Кремле? Хотел ли он этого? И почему он этого не добился, если хотел? А если не хотел, то почему не пытался использовать такой очевидный прием, хорошо сработавший бы и на явку, и на борьбу, и на внешнюю легитимацию итогов выборов. Участие Навального он заменил участием Собчак, которая не работает ни на то, ни на другое. Она не подняла волну, не случился, как говорят, хайп вокруг Собчак. Ее телевизионность и узнаваемость не перешла в набор скорости и высоты. Движение есть, но тяга слабая.
Перцев: Я бы удивился, если бы кандидат, имя которого Путин по каким-то магическим причинам не произносит, оказался в бюллетене. Насколько я себе представляю, своей социологии они не очень верят. На примере Грудинина это тоже можно хорошо показать. Что произошло? Появился на выборах популист, с которыми система не очень умеет бороться. Выдвинулся Грудинин, пошел в соцсетях. И так много было, еще больше стало. Возникла реакция отторжения. Вот тут я не соглашусь, что он привлечет протестный электорат. После такого утюга, которым по нему прошлись, кого он привлечет, я не знаю. Это будут очень странные люди, либо обратная реакция: уж сильно человека обижают, наверное, зря, и он хороший. У Навального ситуация чем-то похожа. У Навального есть некие вполне понятные структуры в регионах, которые могут за него агитировать. Были тысячные митинги в городах. То есть что-то у него есть. Своей социологии в Кремле не верят, но что-то видят. Что это и куда это пойдет? Этого они не знают, и, конечно, проще его не пускать. Проще пустить Собчак, про которую все понятно.
Гаазе: Давайте отметим все-таки на секунду, что и реконструкция логики избирателя, и реконструкция логик Кремля – это такие занятия спекулятивные. И здесь, собственно, переходя к Навальному, нужно держать в голове три вещи. Первая: «Он вам не Димон» и тот факт, что объектом для самой сильной политической атаки минувшего сезона был выбран другой лидер, федеральный лидер из окружения президента Путина, премьер Медведев. И допущение Навального означало бы еще один конфликт между президентом и премьером. А как я понимаю, с какого-то момента был взят курс на минимизацию всяких возможных конфликтов. В том смысле, что премьер был бы просто обижен. Это означало бы, что те политические аргументы, которые Кремлем были названы негодными, а затем премьером были названы компотом, что они как бы легитимизируются фактом, что этот политик допускается в бюллетень.
Баунов: То есть это не авторитарный Путин не пустил Навального, а внешне более либеральный Медведев?
Гаазе: Просто тандем есть. У него одно большое колесо, которое крутит Путин, и маленькое, все дальше уменьшающееся колесико, которое продолжает крутить Медведев, но он есть и продолжает работать. По крайней мере, конституционно он продолжает работать. Премьер – лидер правящей партии. Эта смычка хотя бы на бумаге, но существует. Это важное обстоятельство. Другое важное обстоятельство, я здесь полностью с Андреем согласен, – это очень нерешительные отношения с молодой генерацией популистов. Такой вот подход в русле ленинского «Шаг вперед, два шага назад». С одной стороны, мы видим, что Кремль, очевидно, хотел бы выдвинуть новую генерацию политиков-популистов в контексте Думы 2021 года, имея в виду и Собчак ту же самую. С другой стороны, есть популизм и «популизм». И Навальный в корзине плохих популистов. Собчак пока в корзине хороших.
Вот это как раз связано не с деятельностью Кириенко как политического менеджера, а с деятельностью Кириенко как политического стратега. Потому что с начала прошлого года структуры Кириенко вроде Экспертного института социальных исследований говорили, что за популизмом будущее, это политическая форма завтрашнего дня. И понятно, что не играть в нее означает выпадать из тренда. А, поверьте, нет сейчас хуже для путинского чиновника обвинения, чем обвинение в том, что он недостаточно современен или недостаточно следит за актуальными политическими трендами. Как найти грань между популизмом плохим и популизмом хорошим? Вот они ее опытным путем ищут.
Третий момент, связанный с недоверием социологии. Здесь бы я все-таки сказал следующее: социология – это единственный способ объективации того, что все они делают. И, конечно, социология – это главная форма отчетности перед президентом. Поэтому если таким образом выстроено обсуждение кампании с президентом, что Грудинин конкурент, то, следовательно, падение рейтинга Грудинина или рост антирейтинга Грудинина является показателем вашей эффективности, если вы работаете на команду действующего президента. При этом понятно, что у этого разговора всегда есть двойное дно. Потому что был до этого, в другом фрейме, в другом кабинете, при других обстоятельствах, был разговор о допуске Грудинина, где было сказано, что, конечно, он сыграет на повышение явки. Здесь тоже нужно эту двойственность учитывать и понимать, что эта двойственность не расшивается. В одном случае мы будем показывать рост антирейтинга Грудинина, в другом случае мы будем показывать рост явки и кивать в сторону того же самого Грудинина. Это абсолютно привычная практика двоемыслия кремлевского. Сошлюсь тут тоже на свой текст: это нормальная практика скачка из дневного в ночное государство. Есть государство формальных процедур, где вы, собственно, работаете, где ваш президент победил, а его конкуренты получили меньше. И государство ночное, где вы управляете уже не только своим президентом, где вы должны управлять всей поляной, не признаваясь при этом, что вы это делаете. И, возвращаясь к Навальному: вопрос о том, брать ли его в следующий цикл, вопрос о том, брать ли Навального в Думу 2021 года, мне кажется, до сих пор не решен. И будет решаться в зависимости от президентских выборов в марте 2018 года.
Баунов: Ну чем больше они сейчас бьют Навального и сравнивают его с Саакашвили, тем, очевидно, меньше вероятность, что его возьмут. Просто народ не поймет.
Гаазе: Тем не менее такие ставки тоже есть, как мне кажется. И опять же это возвращает нас к вопросу о том, кто и какие ставки делает в придворных партиях.
Перцев: Только Навальный сам своими действиями все дальше начинает отпугивать и систему, и общественное мнение. Когда он, например, упрямо обзывает тех, кто собирается идти голосовать за Явлинского. Это же обычные ортодоксальные, искренние или, может, не очень искренние люди. Когда он прямо в блоге пишет: «Если вы идете на выборы, вы идиоты». Он прямо оскорбляет своих же потенциальных сторонников. А про Собчак... Да, есть, наверное, люди, которые, может быть, искренне верят, что Собчак – это какой-то мостик, что она действительно несет какие-то ценности, проговаривает их, ну и хорошо. А когда их Навальный их обзывает еще хуже, чем идиоты, они могут подумать: «Я ведь хороший человек, зачем он так обо мне?»
С другой стороны, есть люди, о которых мало что известно. Например, Навальный набрал в Москве 27% – непредсказуемо много, но это еще ладно. А вот что Собянин набрал 51% – это для власти совсем нехорошо. Потом, в Иркутске выиграл коммунист. Неожиданно. Направили десант всех кремлевских политтехнологов во второй тур, но все равно выиграл коммунист. Марий Эл чуть не выиграл неизвестный коммунист из Кировской области, привезенный так, для декорации. Там тоже этот один процент решающий. В Москве мы хотя бы можем надеяться, что он какой-то более-менее честный, а в Марий Эл понятно уже, что этот один или сколько там процентов накидали. В общем, люди есть. Надо каким-то образом взаимодействовать.
Гаазе: Столкновение с реальностью как столкновение с бездной. Но имя этой реальности все-таки не Навальный. И если мы про эту реальность что-то знаем, то мы знаем про нее только то, что мы про нее ничего не знаем. Это, кстати, ход сторонников Навального – когда на социальную реальность, на то, что происходит каждый день в регионах, навешивается Навальный. Он кандидат того, что там происходит по правде, поистине. А не кандидат от всего кремлевского, всех этих танцев и перформативных мероприятий и плясок. Вопрос на самом деле в том, насколько путинское большинство, эти 86% представляются Кириенко, Путину, Кремлю, режиму уязвимой позицией. Позицией, которая может быть атакована, и позицией, которая может быть отвоевана. И второй вопрос, важный в связи с этим: как далеко придворные партии могут зайти в игре вокруг этих 86%, вокруг идеи, что президент Путин является президентом национального консенсуса? Почему мочат Грудинина? Вот потому и мочат. Именно потому и мочат. Иначе говоря: допускают ли на капитанском мостике «Титаника» появление айсберга? Да, допускают. Но этот айсберг всегда появляется неожиданно. Поэтому они его не прогнозируют, скажем так.
Баунов: Тут мы как раз все согласны, потому что сплошь и рядом в дряхлеющих режимах, не то чтобы в дряхлых и разваливающихся, а просто в режимах, где рутинизировался политический процесс, где кажется, что все под контролем, вдруг действительно выплывает айсберг. Причем этот айсберг не то чтобы из темноты появляется. Айсберг даже иногда появляется контролируемый, рукотворный. То есть это кусок льда из морозилки, его достают, запускают в воду, и вдруг он пробивает обшивку, и корабль начинает тонуть. Например, в Бирме военные, когда решили переутвердиться как гражданская хунта. То есть те же люди, которые просто сняли мундиры, даже не все сняли, надели костюмы и переименовались. Следующая генерация, военные технократы. Они-то были уверены, что они победят. Другой-то партии нет. Они проиграли на первых же выборах! Или мексиканская институционально-революционная партия. Она в 1988-м проиграла точно так же. Будучи у власти, вместе с предшественниками, с 1920-х годов. Причем она намного тоньше управляла политическим процессом. Там всегда менялись первые лица, всегда была оппозиция на выборах, всегда были представители нормальной, реальной оппозиции. И декоративная оппозиция, но и реальная оппозиция была в нижней палате парламента. И вдруг в 1988-м ей пришлось отменять результаты и делать вид, что машины сломались, и досчитывать вручную. И насчитать своему кандидату этот самый один процент. Но уже этому кандидату пришлось начинать политическую революцию и политический транзит, потому что стало ясно, что так можно в последний раз. И в этом смысле я понимаю и нежелание разморозить систему, и страх того, что льдинка, которая откалывается, и она маленькая, она может пробить обшивку, и все потонет.
Но, кстати говоря, мы рассуждаем так, как будто голоса на выборах считают честно: нужно замочить кандидата, нужно увеличить явку, но при этом не размыть долю. Но все эти технологии имеют смысл, если голоса считаются честно. Я понимаю, что, в частности, появление Кириенко, а также Памфиловой – это тоже инструмент легитимации, внешней и внутренней, легитимации результата. Хотя я считаю, что отсутствие Навального их внешнюю легитимацию подрывает довольно сильно, внутреннюю, может быть, не очень.
Давайте напоследок это проясним. Вот есть Кириенко, позванный не только для того, чтобы повысить явку, не только для того, чтобы оживить процедуру, но и для того, чтобы стать совестью этой процедуры. Кириенко, он же из девяностых, он же либерал, он же современный человек, он руководитель большой глобальной корпорации. Вот при нем подсчитают честно. Подсчитают?
Гаазе: Подсчитают так, как сочтут нужным в регионах. Я бы сказал, что главный риск для Кириенко, причем он такой, амбивалентный, заключается в следующем: риск, связанный с тем, что каждый губернатор будет принимать решения самостоятельно. Кириенко дал понять, что он не будет прикрывать тех, кто будет фальсифицировать выборы и будет пойман. Но он точно так же дал понять, что не будет наказывать тех, кто будет фальсифицировать результаты и пойман не будет. А поэтому риск в данном случае двойной. Это риск и того, что губернатор самоустранится и подсчитают так, как проголосовали. И того, что губернатор не самоустранится и подсчитают так, как, он считает, его попросили в Кремле, и потом Кремлю придется за него краснеть и от него отказываться. И в этом смысле да, Кириенко создает некую зону напряженности, связанную с тем, как губернатор должен вести себя в отношении результатов выборов.
Ты можешь подсчитать так, как есть, – у тебя, например, будет хороший результат за Путина, но низкая явка. Или ты можешь докинуть явку, а дальше нужно будет принимать довольно такое гамлетовское решение: тебе эту явку докидывать в пользу одного кандидата или гармонично распределять по всем? Там есть уже абсолютно инструментальные, технические проблемы, очень серьезные, которые очень сложно решить. Это сложная модель: ты должен докидывать в чей адрес? Конечно, если Кириенко заложил мину замедленного действия под эту кампанию, то он заложил ее именно этим своим амбивалентным отношением к роли губернаторов в результатах. Уже не в ходе кампании, а уже относительно роли губернаторов в контексте результата. Там, где губернаторы достаточно сильны для фронды, они будут делать то, что считают нужным. А вот там, где сидят новые губернаторы, не имеющие никакого политического веса, просто бывшие замминистры из Москвы... Конечно, большинство их них сидит в регионах, не представляющих какой-то большой электоральной значимости, но там еще Пермь, Нижний, это уже не просто миллионник среднерусский. Вот как они будут решать этот вопрос? Если говорить про реальное затруднение, то это вот оно. Это не Грудинин, не Собчак, не «сломал то, что Володин построил», не «придумал излишнюю театрализацию». Нет. Мне кажется, что главный риск это вот это.
Перцев: Там же еще есть бедствие. При Володине были эмиссары, политтехнологи, их отправляли в регионы, они мониторили ситуацию по определенным критериями, им давали какие-то установки и советы. При Кириенко такого нет. Причем политтехнологи были формально имеющие какой-то статус, либо в экспертной среде, либо «говорящие головы», а установки спускались сверху. А сейчас, насколько я могу судить из моих бесед с вице-губернаторами, я делаю вывод, что никаких таких эмиссаров нет. Каждый понимает как хочет.
Баунов: Давайте тогда два коротких вопроса и коротких ответа: что будет считаться успехом для Кириенко в этой кампании? И останется ли он на этой должности после нее?
Гаазе: Результат работы Кириенко – это удовлетворенность заказчика. Причем удовлетворенность не только формальная результатами выборов, но и было ли это комфортно, интересно, азартно. И Кириенко, конечно, не останется на своем посту. В случае, если он будет успешен, он пойдет туда, куда может пойти. В случае, если он будет неуспешен, – на этом его карьера закончится, и он уедет послом в богатую страну.
Что касается политической системы в целом, есть два варианта развития. Или окружение Путина согласится с мыслью, что они и есть политика и им нужно себя начинать опубличивать, не как фигуры дворцовые, а как фигуры политические. Либо политикой станет то, что ею является за закрытыми дверями, то есть придворные войны. И эти придворные войны станут войной партий. И эти партии должны будут определиться. И Сечин должен будет определиться: правый он или левый, консерватор он или прогрессист, либерал он или коммунист. И Ротенберг должен будет определиться. Либо этот режим будет изображать политику сколько угодно долго, и всегда найдутся желающие, которые будут готовы делать это после Кириенко вместо Кириенко, но просто в какой-то момент появится та банановая шкурка, на которой этот режим расшибет себе башню.
Перцев: Тут я с Константином согласен. Все зависит от успеха проекта. Точнее, от интерпретации результатов проекта, которую представит сам Кириенко. Будет красивая презентация, яркая – будет, наверное, у него все хорошо. Хотя допустить, что он останется, я тоже могу. А если другого не предложат? Но для того, кто будет следующим, эксперименты Кириенко, наверное, вредны. Потому что, когда ты делаешь ОДИ (организационно-деятельностная игра, элемент методологии, приверженцем которой считается Кириенко. – Ред.) на основе людей, которые не понимают, что они в ней участвуют, то вряд ли это можно считать успешной организационной деятельностью, методологической игрой.
Кириенко досталась в наследство от Володина очень гнилая, разрушенная партийная система. Подотделы Кремля. Руины декораций. При нем они еще больше руинировались. Можно вырастить нового политика из коммуниста – наверное, можно. Можно было бы. Но сейчас этого человека облили помоями, что он олигарх, сталинист и вообще никто. Наверное, эту страничку можно вычеркнуть. Можно было встроить Навального в систему. Можно было бы что-то сделать с Собчак. Но получился с ней и кампанией против нее одноразовый проект. Очень много игровых одноразовых проектов, которые построению каких-то основ, новых декораций, точек опор для непубличных игроков явно не способствуют.
