Как российская нефтегазовая отрасль переживет кризис
Проблему представляет не столько текущий обвал цен, сколько фундаментальные сдвиги в спросе. Если потребители надолго изменят свое поведение даже после отмены карантинных мер, а компании предпочтут меньше зависеть от зарубежных поставок, ставших менее надежными, тогда восстановление рынка займет длительное время, размышляет в Carnegie.ru президент Института энергетики и финансов Марсель Салихов, предрекая особо тяжкие времена таким компаниям, как «Татнефть» и «Башнефть».
Российская экономика только начинает выходить из карантинных ограничений, но уже понятно, что одной из самых пострадавших от эпидемии отраслей станет нефтегазовая. Причем российским энергетическим компаниям, скорее всего, придется тяжелее, чем многим их конкурентам из других стран. Это может поставить под угрозу внешнеполитические амбиции России, которой придется сосредоточиться на решении внутренних экономических проблем. В энергетической тройке США – Саудовская Аравия– Россия России также сложно играть ведущую роль.
Выгодная глобализация
Российская экономическая модель строилась, особенно после 2014 года, на импортозамещении, опоре на собственные финансовые ресурсы и ограничении роста долговой нагрузки как государства, так и корпораций. Одновременно власти пытались создать «независимую» экономическую систему – развивали Евразийский экономический союз с доминирующей ролью России, увеличивали долю золота в резервах Центрального банка и так далее. Все это должно было обезопасить экономику от внешних потрясений. Но внутренним мотором этой модели оставался все тот же сырьевой сектор, который получил сильнейший стимул для развития благодаря тому, что мировая экономика все это время находилась на подъеме.
Такая модель не могла обеспечить высоких темпов экономического роста, но справлялась с тем, чтобы сохранять стабильность и накапливать резервы как для бюджета, так и для самих сырьевых компаний. Российская экономика пользовалась выгодами глобального роста, но так и не смогла научиться их трансформировать в значимые экономические результаты. Несмотря на все попытки модернизации, зависимость российской экономики от сырьевых секторов в последние годы не сокращалась. Это привело к тому, что ни компании, ни власти оказались неготовыми к резкой смене ситуации в мировой экономике из-за коронавируса.
Эпидемия ударила по крупнейшей отрасли российского сырьевого сектора – по нефтяной промышленности. Ведь нефть – это в первую очередь удовлетворение спроса на мобильность, как личную, так и на перемещение товаров между странами и континентами. Чем более глобализованным и богатым становится мир, тем больше ему требуется нефти. Долгое время Россия с преобладающей ролью нефтяного сектора получала огромные выгоды от процесса глобализации, хотя формально выступала против «доминирования западных ценностей».
Пандемия коронавируса может привести к тому, что глобальная мобильность сойдет со своей долгосрочной восходящей траектории и перейдет в новое равновесие. Проблему представляет не столько текущий обвал цен, сколько фундаментальные сдвиги в спросе. Если потребители надолго изменят свое поведение даже после отмены карантинных мер, а компании предпочтут меньше зависеть от зарубежных поставок, ставших менее надежными, тогда восстановление рынка займет длительное время.
Это будет означать, что пройдут годы, прежде чем спрос на нефть вернется на докризисные уровни. В 2020 году мировой спрос на нефть может сократиться на 7–9%, это станет сильнейшим шоком как минимум за последние 80 лет. Потом, конечно же, последует рост, но неизвестно, сколько времени займет закрытие провала 2020 года.
Ограничения ОПЕК++
В рамках сделки ОПЕК+ Россия взяла на себя обязательства резко сократить добычу нефти – на 9–10% уже в этом году. Последний раз такими темпами добыча сокращалась в 1992–1994 годах. Тогда из-за экономического кризиса в России и странах Восточной Европы резко упал спрос на нефть, а логистические ограничения не позволяли существенно нарастить поставки на другие рынки.
Сейчас для восстановления добычи до докризисных уровней потребуется три-четыре года из-за того, что ограничения в рамках сделки сохранятся до конца 2021 года, а компании очевидно сократят инвестиции в ближайшие годы. Российские нефтяники уже объявили, что снизят инвестиционные затраты как минимум на 20% в этом году. Если ограничения на добычу сохранятся на полтора года, то реализовывать большие инвестиционные проекты нет смысла.
Сокращение распределяется между компаниями пропорционально текущему уровню добычи. Такой принцип выглядит справедливо, но приведет к тому, что в относительном выигрыше будут компании с устойчиво падающей добычей – например, «Лукойл» и «Сургутнефтегаз». Добыча на их зрелых месторождениях падает на 5–8% ежегодно, и им будет проще обеспечить сокращение естественным образом.
Компании, которые инвестировали в новые крупные проекты и агрессивно наращивали производство – в первую очередь «Роснефть» и «Газпромнефть», – будут в определенной степени наказаны за свой рост. В тяжелом положении оказались «Башнефть» и «Татнефть». Их скважины отличаются низкими дебитами, поэтому требуется закрыть больше скважин, чтобы достичь того же 10%-ного сокращения добычи. «Татнефть» в последние годы много инвестировала в увеличение добычи на базовом для себя Ромашкинском месторождении и занималась разработкой сверхвязкой нефти. Сейчас эти планы придется пересматривать.
Стремительный рост цен на нефть в мае указывает, что новая сделка ОПЕК+ помогла стабилизировать мировой рынок нефти. Однако из-за особенностей налогообложения основным бенефициаром повышения цен оказывается федеральный бюджет, а не нефтяные компании.
Газ для внутреннего рынка
Газовая промышленность не связана внешними ограничениями на добычу и не так сильно зависит от глобального спроса со стороны транспорта, но и тут хватает трудностей из-за эпидемии. Цены на газ в Европе упали на 40–50% еще в прошлом году, до обвала цен на нефть. Основная причина – это рост предложения, особенно мировое перепроизводство СПГ.
Теперь карантинные меры в европейских странах нанесли удар и по спросу. В результате оптовые цены на газ в Европе снижались в мае до $50–60 за тысячу кубометров. Это почти на 70% ниже показателей 2018 года. Следствием стало то, что цены экспорта оказались ниже внутрироссийских цен на газ. Внутренний рынок газа неожиданно стал премиальным по сравнению с экспортом.
По нашим оценкам, добыча газа в России может сократиться на 7–8% в 2020 году. За первые четыре месяца снижение добычи уже составило 8%. Экспорт трубопроводного газа может снизиться на 11–12% из-за сокращения спроса, теплой зимы и избыточных запасов в хранилищах. После 2020 года не исключено восстановление и объемов, и цен, но это может занять несколько лет.
В условиях резкого сокращения выручки «Газпрому» придется пересматривать свои инвестиционные приоритеты. Инвестпрограмма монополии на 2020 год изначально планировалась на 16% меньше, чем в прошлом году, но ее вполне могут пересмотреть и сократить еще сильнее. Стратегическими приоритетами, по всей видимости, станут завершение газопровода «Сила Сибири» и обслуживающей его ресурсной базы, а также ввод остановленной санкциями «Силы Сибири – 2». Однако о новых крупных проектах пока придется забыть.
Грядущий пересмотр
Кризис в нефтегазовом секторе может потребовать от России серьезного пересмотра и внутренней, и внешней политики. По всему миру корона-кризис показал, насколько уязвимыми и неустойчивыми могут быть экономики, где почти все определяется всего лишь несколькими отраслями – не важно, это туризм, разведение цветов или добыча нефти и газа. Размеры России, ее человеческие ресурсы могут обеспечить гораздо более устойчивую диверсифицированную структуру экономики. Властям надо будет переходить от косметических к реальным мерам по ее модернизации.
Российские геополитические амбиции последних лет в большой степени основывались на энергетическом доминировании и значимости страны как одного из ключевых мировых экспортеров энергоресурсов. Но если в ближайшие годы миру потребуется меньше нефти, роль России также объективно снизится. Один недавний пример: видимо, опасаясь новых санкций США, «Роснефть» решила отказаться от своих венесуэльских активов – ключевого направления своей зарубежной деятельности.
Государство также понесет огромные издержки из-за снижения цен на нефть. По нашим оценкам, при среднегодовой цене нефти Urals $30 за баррель в этом году нефтегазовые доходы бюджета составят 3,6 трлн рублей по сравнению с 7,9 трлн в прошлом году. Дефицит бюджета может составить 5–7% ВВП.
Антикризисные меры поддержки экономики потребуют дополнительных расходов со стороны бюджета. Поначалу российское правительство ограничивалось преимущественно косвенными мерами поддержки – налоговыми каникулами, госгарантиями для пострадавших отраслей и так далее. Более или менее существенная прямая поддержка населения появилась лишь в третьем пакете.
Дальше, по мере того как масштаб экономического ущерба будет проясняться, правительству придется увеличивать эти расходы. Это означает, что текущий фокус российских властей будет сосредоточен на решении внутренних экономических проблем, а для внешнеполитической экспансии будет меньше ресурсов и возможностей.
Немало надежд возлагается на то, что в новых условиях Россия вместе с Саудовской Аравией и США могли бы сформировать «нефтяную тройку» крупнейших производителей, которая могла бы стать чем-то вроде мегарегулятора мирового рынка нефти. Однако не стоит переоценивать возможности и жизнеспособность этого формата. Между всеми участниками сохраняется высокий уровень недоверия, и у них объективно разные интересы.
Саудовская Аравия готова предлагать дополнительные скидки к ценам конкурентов, чтобы сохранить позиции на ключевых экспортных рынках. США фактически не стали брать никаких формальных обязательств по сокращению добычи в рамках сделки ОПЕК++ и даже рассматривают возможность предоставить государственную поддержку собственной нефтяной промышленности. У России остается мало пространства для маневра и приходится соглашаться на роль младшего партнера в этих условиях.
