Блеск и нищета куртизанок. Послесловия к митинговой волне
25.01.2021 Политика

Блеск и нищета куртизанок. Послесловия к митинговой волне

Фото
соцсети

Продолжим попытки осмыслить, что именно привело к широко распространившимся по городам России несанкционированным митингам 23 января и каковы, как говорится, перспективы: что  ещё могут предложить условные навальнисты и чем может и чем должна ответить власть.  В подборке – обзор корреспондента журнала «Эксперт» Петра Скоробогатого, опросы политологов и юристов, предпринятые ресурсами The Bell и BFM, и статья журналиста Павла Казарина на сайте Лига.нет.

Продукт Навальный

Политический сезон — 2021 начинается с Алексея Навального и митингов в его поддержку. Радикализация улицы в преддверии первого электорального барьера транзитной дистанции на фоне обновленного, резко антироссийского курса США вкупе со всеми эпидемиологическими и экономическими трудностями страны выглядит пугающе, хотя и кажется, что оппозиция допускает фальстарт. Ведь, похоже, власть решила закончить бесконечный танец с условными сроками Навального, жестко ответить на дестабилизацию системы и наконец разобраться с инфраструктурой возгонки протеста. Не слишком ли поздно решено купировать риски системы?  Так

Токсичный бренд

Российская власть сама взрастила себе врага сколь содержательно ничтожного, столь и потенциально опасного, а теперь пригретого геополитическими оппонентами. Пугать, конечно, должен не Навальный, а технологии медийной пропаганды и сбора протестной улицы, которые массово обкатываются в России прямо сейчас. Миллионы хештегов с призывом на митинг 23 января, рассылки по почте и в молодежных пабликах — вся эта инфраструктура возникла не сегодня, и странно, что до сих пор она существует при попустительстве силовиков. Но именно Навальный стоит в центре системы подрыва государственности, и только эту цель преследует секта, созданная этим политиком.

Впрочем, политик ли Навальный? Кто-то считает, что таковым он стал после искусственного спарринга с московским градоначальником Сергеем Собяниным еще в 2013 году. Другие увидели в нем политика именно сейчас, когда он храбро вернулся на родину, осознавая, что его ждет арест и заключение. Нельсон Мандела, Владимир Ленин, Махатма Ганди — каких только сравнений не удостоился Навальный за последнюю неделю. Но ведь, по сути, как раз политической деятельностью «берлинский пациент» никогда особо и не занимался: юридической, общественной, пропагандистской — да. Но из настоящей политики он был выведен на маргинальную обочину политической системы сразу же. Там он прочно занял нишу медийного, маркетингового продукта. Но именно в этой нише государство никогда не обладало серьезными компетенциями.

Каждым новым решением демонстрируя, что Навальный не политик и политиком быть не может, власть раскручивает бренд «единственного в своем роде» медиаоппонента с доступом к тайнам дворцов и королей, интригам, отравлениям, спецслужбам, большим деньгам и запредельной власти. Только его президент подчеркнуто не называет по фамилии. Только на него «публично плюют» олигархи и вызывают на дуэль топ-силовики. Только он может проникнуть в дворцы вельмож и семейные тайны знати. Таким образом, посредственный товар превращается в уникальный бренд. Эксклюзив контента — вот секрет 60 млн просмотров красивой истории про дворец Путина в Геленджике. Это не про политику. Это замочная скважина в мир элиты по лекалам проектов «Окна», шоу Малахова или «Дома-2».

При этом очевидно, что конвертация интереса к продукту в продажи-протесты незначительна. Как сказали бы маркетологи, бренд слишком токсичен, красивый промоутинг привлечет внимание, но не приводит к реализации товара. Впрочем, к раскрутке уже привлечены опытные зарубежные амбассадоры. 

Проблема же в том, что продукт Навальный существует в пустующей нише политической альтернативы и является токсичным по отношению к самому рынку. Он фальшивый, несодержательный, с массой багов и отсутствием постпродажного обслуживания. Но сам факт его раскрутки подрывает репутацию системных политических продуктов. А для вывода с рынка требуется либо мощная контр-пиар-кампания, либо новая качественная альтернатива. 

Возвращаясь из мира маркетинговых аналогий в реальность: российская власть не спешит с политическими альтернативами, но и в пиаре не сильна. Отсюда удивительная сосредоточенность российского медиапространства на судьбе политического проходимца, его популистских лозунгах и громких расследованиях. Политическая система вынуждена просто наблюдать, как ее обыгрывают на смежном информационном пространстве. 

В Белоруссии развитие похожего сценария привело к клинчу государственной системы с многочисленными экономическими и общественными издержками власти.

Он был выгоден

Сила Алексея Навального не в лозунгах и программе — их популистский запал не выдержит и первого теста у руля системы госуправления. Не в сторонниках и соратниках — об умении несистемной оппозиции ругаться в самые ответственные моменты и проецировать завистливую ненависть друг на друга уже даже не шутят. А ядро последователей Навального, в общем то, мизерное. Он не выражает интересы людей, он является проводником страхов и надежд узкой категории населения: столичной интеллигенции и части молодежной аудитории — тоже небольшой, ведь юные россияне ни выборами, ни политикой не интересуются. 

Сила Алексея Навального в умении использовать современные информационные и пропагандистские коммуникации и, отбросив долгосрочные задачи, сосредоточить в подходящий момент все ресурсы для конкретной цели: уничтожить российскую власть, невзирая на жертвы, потери, разрушенные судьбы. Программа: радикализация протеста с подключением молодежи и регионов, повторение как минимум белорусского кейса с усилением международного давления и крахом государства вследствие падения уровня жизни. 

Навальный не партия, не система, не команда. Это продукт, состоящий из конкретного человека, борца против коррумпированных чиновников и лично против Путина. Деятельность окружения и сочувствующих подчинена единственной логике — максимальной раскрутке бренда. «Не рефлексируй, распространяй», как любит говорит Навальный. Роль мерчендайзеров Алексея мало кого устраивает даже в несистемной оппозиции, но в отсутствие чего бы то ни было иного и эта роль иногда принимается дешевеющими оппозиционными активами. 

Именно в таком виде Навальный был выгоден всем, и отсюда его множащиеся условные приговоры с постоянными нарушениями, штрафами, отсидками, заграничными путешествиями и прочими благами, которые не светят его менее счастливым сторонникам, улетающим за решетку на несколько лет за брошенный бумажный стаканчик или разбитое окно офиса «Единой России».

Он был выгоден и власти для манипуляции и усиления деградации оппозиционного движения. Личные амбиции Навального уничтожают конкуренцию в несистемном поле и переводят протест в раскрутку его собственного бренда в ущерб содержательной, системной политической деятельности. Протест канализируется, но остается в относительно цивилизованном русле, без накачки сторонниками и ресурсами анархистских, леворадикальных и просто террористических ячеек. 

Он был выгоден элитам, которые находятся внутри одного лагеря, но борются друг с другом с помощью сливов с подключением медийных ресурсов несистемного поля. Большая часть расследований Навального имеют все признаки заказных материалов и оперируют информацией, которую нельзя достать из открытых источников. 

Наконец, он выгоден самой столичной интеллигенции, которая прекрасно осознает свою малочисленную особость в окружении «неправильного» темного и непросвещенного народа. Понимает, что легитимными способами «своей» правды не добиться, а потому можно ставить на революционный бренд, который (в мечтах) после разгрома власти отойдет в сторону и уступит людям с прекрасными лицами право строить демократическую Россию будущего.

В итоге за последние десять лет на фоне резкого сужения поля несистемной оппозиции Алексей Навальный нарастил узнаваемость с единиц процентов до 70–80. По данным «Левады», уже 20% респондентов одобряют его деятельность, хотя и антирейтинг Навального растет. При этом его электоральный рейтинг ничтожно мал, в пределах 2%, но мы уже отметили: Навальный не политик, Навальный — это бренд, который только потеряет при переносе функционала в легальное политическое поле. 

Перевербовали

В 2020 году мы наблюдали смену парадигмы взаимоотношений между Навальным и российской властью. Цепь событий на внутреннем и внешнем контуре заставила пересмотреть риски оппозиционного бренда и длину его поводка. Это новые очаги дестабилизации на границах в Карабахе и Белоруссии, поражение Трампа и развязанные демократическим составом Конгресса руки президента Байдена. Стало понятно, что усилится не только санкционное давление Запада, но и будут разморожены и накачаны ресурсами каналы поддержки внутренней оппозиции Кремлю, а выборная осень 2021-го грозит массовыми протестами. 

В этом контексте происходит мутная история с якобы отравлением Навального и его спешная транспортировка в Германию под бдительное наблюдение заграничных спецслужб с расширением контактов с западными политиками. Можно только догадываться о статусе сотрудничества оппозиционера с иностранцами. Но именно в последние полгода действия Навального синхронизируются с геополитическими событиями, его привлекают для разработки санкционных списков против российской элиты, а в его расследованиях появляются небрежные свидетельства участия зарубежных силовиков и пропагандистов. 

В аэропорт по дороге на родину «берлинского пациента» этапируют немецкие солдаты. Решение видится единственно логичным: в отсутствие бренда система продаж протеста в России начала рассыпаться. А Навальный в российской тюрьме — долгосрочный инструмент давления на Москву и потенциал для бесконечных протестов. Бренд претерпевает опасную эволюцию — в образ страдальца за правду, мученика, гонимого системой. Издержки в виде физического заключения Навального превращаются в политический бонус для номинального представителя — жены Юлии, уже анонсированного кандидата в депутаты Госдумы для несистемного блока, «русской Тихановской» и «жены декабриста» («Дойче Велле») для западных пропагандистов.

Но и для российского государства нет пути отступления. Очередное помилование Навального будет выглядеть слабостью в глазах лоялистов. Есть реальная опасность для осенних выборов в виде митингов или системы «умного голосования». Токсичен Навальный и для широкого круга российских элит — его очевидная ставка на радикализацию, санкции и западный арбитраж теперь всерьез угрожает их активам. Навальный окончательно закрепляет за собой статус иностранного агента, даже если не имел такого желания, а значит, обязан столкнуться с инстинктом самосохранения системы.

Другая альтернатива

В российском обществе довольны высоки протестные настроения — в среднем 25–30%, по данным ФОМ. В отдельных регионах до 50% населения считают возможным выйти на уличные митинги. Но не выходят. Протест остается апатичным, «кухонным». Отсутствие лидеров, идей, по-настоящему кризисных явлений, в целом нормальное отношение общества к государству не приводят к радикализация умеренно недовольного населения. Но проблемы, недовольство почему-то не канализируются и системной политикой. 

Все последние годы мы пытаемся выстроить технократическое госуправление, фактически управление государством — без политики. Поэтому проблемы политическими средствами не решаются, а в результате теряют дееспособность и политические механизмы — партии. О проблемах системной оппозиции в Москве сказано многое, но и в регионах полная катастрофа: отделения КПРФ и ЛДПР вымирают, проходят сложные кадровые ротации, приходят молодые депутаты, которые ставят задачу встроиться в госуправление, но не проводить собственно контакт с избирателем. Как минимум 40% населения страны не видит для себя интересных политических движений (ФОМ, «Левада»). И ввиду отсутствия идей по реорганизации партийно-политического поля такая ситуация рассматривается как приемлемая. Ведь все новые движения, будь то «За правду», или «Новые люди» или обновленная, «Справедливая Россия», создаются исключительно с технологической задачей распыления оппозиционного электората, а не для выработки, например, своей повестки дня. А инициативы снизу — а они есть — глушатся в отсутствие сигналов со Старой площади.

Это, конечно, играет на руку Навальному и его западных кураторам. Алексей Навальный занимается не политикой, а технологиями. И до тех пор, пока на этом бренде будет сосредоточена вся альтернатива партии власти, он будет пользоваться многомиллионным интересом к своей пропагандистской деятельности. Единственный выход на перспективу — разбить монополию элит, сосредоточенных в «Единой России», и допустить свободную конкуренцию двух-трех партий. У такой альтернативы есть один важный бонус: она будет контролируемой только внутренними силами. А в нашу жизнь наконец вернется политика, а не имитация и медиавойны.

Петр Скоробогатый, «Эксперт».

 

Недовольство властью – уже не маргинальная позиция

На вопросы о причинах и последствиях субботних митингов The Bell ответили политологи и юристы.

Кирилл Рогов, политолог:

— Как вы оцениваете итоги акции 23 января?

— Акция получилась довольно сильная, учитывая ее вечернюю часть в Москве и Петербурге. Но оценивать ее политический эффект имеет смысл по некоторым параметрам численности.

В 2000-е годы на протестные акции выходило от 2 до 10 тысяч человек. Начиная с 2011 года наступила новая эпоха, когда они начали собирать от 20 до 100 тысяч. Численность прошедшей акции оценить сложно, можно спорить — было это 25 или 40 тысяч, но так или иначе, это был все тот же диапазон, а новым качеством стало бы увеличение численности до 200 тысяч и больше. Пока этого не произошло.

Другой параметр, который стал важным, — география. На акцию в декабре 2011 года в Москве вышло около 100 тысяч человек и примерно столько же по всей стране. Москва тогда давала примерно половину всего протеста. Сейчас мы видим, что на Москву приходится только около четверти протестующих. И такой ситуация предстала нам, пожалуй, впервые. Складывается впечатление, что в регионах произошел значительный шаг вперед, чего нельзя сказать о Москве.

— Как действовали силовики в Москве?

— Им удалось повторить сценарий летних протестов 2019 года — рассредоточить толпу, подавить координацию и эффективно зачищать места скоплений. Не очень выигрышная ситуация для протестующих. Большей части из них пришлось просто слоняться по центру, из-за чего первая часть митинга, самая многолюдная, была достаточно вялой и бессмысленной.

— Накануне акции было много разговоров про эффект TikTok и школьников. Что вы увидели в реальности?

— Никакого значимого омоложения протеста, вопреки ожиданиям, не произошло. Группа социологов, которая следит за протестом, оценивает долю школьников примерно в 5%, максимум 10%.

— Леонид Волков из ФБК уже анонсировал новые акции. Насколько это верная стратегия для оппозиции?

— Со стороны организаторов очень логично анонсировать новые акции в ближайшие выходные. Протесты обычно существуют волнами. Успех новых акций во многом зависит от того, что будет происходить в ближайшие дни. Характер сегодняшней акции подсказывает, что нас снова ждет массовая волна запугивания в виде уголовных дел, связанных с массовыми беспорядками. Их не было, но власти по традиции будут выдавать за массовые беспорядки нападения ОМОНа на людей.

Екатерина Шульман, политолог

— В чем принципиальное отличие акции 23 января от, например, митингов 2019 года?

— Мне показалось, что в 2019 году агрессия ОМОНа и Росгвардии по отношению к протестующим была гораздо ощутимее, а задержания были более массовыми и злобными. Сейчас, странным образом, в новостях чаще встречается, что пострадали сотрудники ОМОНа, чем протестующие. Раньше не было случаев, чтобы митингующие пытались разбить стекла в машинах — это совсем нехарактерное поведение для наших протестующих. По предварительному ощущению, в Москве также больше отпустили задержанных людей из ОВД без составления протоколов, почти всех несовершеннолетних не стали оформлять.

— То есть митингующие стали действительно решительнее, если не сказать радикальнее?

— Здесь есть вот какой фактор. Коллеги-социологи опрашивали протестующих, чтобы понять, кто сегодня вышел на улицы. По самым первым данным, крайне высок (до 42%) процент тех, кто пришел на митинг впервые. В 2019 году также было много тех, кто вышел протестовать первый раз, а сейчас появилось еще больше новых людей. И вопрос, на который предстоит еще получить ответ: кто именно стал выходить на акции, и могли ли именно эти люди привнести свои представления о том, как надо себя вести на митинге.

Сергей Алексашенко, экономист

— Как вы думаете, что-то изменится в России после этих митингов?

— Вы знаете... Сегодня суббота, завтра будет воскресенье. Сейчас январь, а после будет февраль. Мне кажется, что сегодняшние митинги не сильно что-то изменили. Да, мы знаем, что они прошли во всех крупных городах, что где-то было рекордное количество людей, но пока все измеряется сотнями или тысячами. Очевидно, что этого недостаточно для того, чтобы власть испугалась, чтобы она подвинулась.

С другой стороны, действия ОМОНа еще слишком далеки от того, что мы видим в Минске. То есть ни с той, ни с другой стороны не произошло усиления.

— А если людей будет больше, что-то изменится?

— Ну конечно. Количество переходит в качество — это закон марксисткой диалектики. Собственно, чтобы ситуация перешла в новое измерение, нужно резкое, кратное (в сотни раз) увеличение количества протестующих. Либо ожесточение со стороны ОМОНа. Либо применение более жестких, чем снежки, мер со стороны протестующих. Либо так, либо так.

Допустим, в Москве вышли десять тысяч. Умножьте на сто — получится миллион. Вот если выйдет миллион, никакой ОМОН его не остановит. Это уже будет давлением на власть. Мирным давлением. Но до этого миллиона еще очень далеко.

Аббас Галлямов, политолог

Прошедшая акция — безусловный успех оппозиции. Она четко обозначила: длившийся более полугода, с голосования по Конституции, тренд на доминирование властей и ослабление протеста окончен. Инициатива вновь перешла в руки оппозиции. Это еще не победа, но это уже большой успех. Теперь все зависит от того, удастся ли лидерам протеста удержать динамику до сентября. Если удастся, у недовольных появится шанс выиграть думские выборы.

Константин Добрынин, адвокат

У меня очень грустное ощущение от всего происходящего. За какие-то десять лет власть полностью законодательно выполола всю оппозицию в стране. Утрачена возможность обычного диалога с обществом через институты гражданского общества. В том числе поэтому диалог теперь ведется на улицах. Самое неприятное, что никто не желает разговаривать и слушать друг друга. К сожалению, впереди будет очень много нашей адвокатской работы по защите нарушенных прав всех наших граждан. Причем, когда я говорю «всех», я не разделяю их по политическим взглядам, ведь мы, адвокаты, обязаны оказывать помощь всем — как врачи. И мы будем ее оказывать — несмотря на давление, которое мы испытываем со всех сторон, а не только от государства.

Константин Калачев, политтехнолог

Итог простой. Это только начало партии. Эндшпиль будет в августе-октябре. Пока это e2-e4. Обе стороны могут праздновать. Одни начали игру. Другие — уверенную оборону без жертв и кровопролития. Стороны друг друга стоят. Власть пока полную адекватность не утратила. Жестокости не проявила. Теперь пойдет борьба за образ будущего. Протестующие, как мы сегодня увидели, стали увереннее. Но для успеха им надо предъявить колеблющимся не только смелость, но и доказательства, что у них есть план.

Роман Бевзенко, юрист

Моя главная мысль такая: если у общества не будет легального способа выражать не только несогласие, но даже поливариативность мнения, нас ждет неизбежная радикализация. И за этим неизбежно придет насилие. Поэтому то, что сейчас делают власти, это очень глупо. Иногда говорят, что Путин — плохой стратег, но великолепный тактик. Сегодняшний день показал, что он и как тактик не очень хорош.

Александр Кынев, политолог

Самое важное в сегодняшнем митинге — максимально широкая география. Протесты прошли там, где они вообще никогда не проходили. Во многих городах были самые массовые выходы на улицы за последние 30 лет.

Что еще важно, акции носили спонтанный характер — никакой четкой организации, планирования длинных маршрутов не было. Значит, люди выходили по собственной воле. Это очевидный результат накопления недовольства в обществе. Тем более, большинство людей выходили не столько за Алексея Навального, сколько против глухоты и бесцеремонности властей. В этом смысле акции во многих городах напомнили протесты в Хабаровске.

Леонид Волков анонсировал новые акции протеста. Их размах будет зависесть от действий властей в ближайшую неделю. Если они решат завести новые уголовные дела против протестующих, особенно в регионах, это вызовет всплеск протестной активности и к общей повестке добавится локальная, связанная с новыми жертвами режима. Чем больше сейчас людей попадут под репрессии, тем больше людей выйдут на улицы по всей стране в следующий раз.

Свой опрос экспертов провёл и ресурс Business-FM.

Константин Симонов, генеральный директор Фонда национальной энергетической безопасности

Прежде всего, действующая власть имеет все-таки не слишком далекий горизонт планирования, и сегодня она занимается скорее текущими задачами, например обеспечением победы на думских выборах. Именно поэтому она не особо задумывается о том, что делать с тем же молодым протестным электоратом. В общем-то, это не является, на самом деле, наиболее важной частью политической повестки. То есть стратегически эта проблема понятна, но тактически до нее руки не доходят, и поэтому что делать с теми людьми, кто вчера вышел на протест, а мы видим все-таки, конечно, серьезное омоложение протестного электората, здесь никакого понимания нет.

И надо сказать, что вообще всю эту историю с Навальным в медийном плане действующая власть пока проигрывает. Потому что с точки зрения влияния на молодой сегмент власть ничего не разъясняет. Так было и во время реального или нереального разговора Навального с потенциально действующим офицером ФСБ, то же самое касается и, собственно, истории с дворцом, то есть главный аргумент — это все клюква, все фальшивка, а что на самом деле — ничего не объясняется. Соответственно, у протестной молодежи растет нервозность, вот она, умело разгоняемая, выплеснулась вчера на улицы. Пока силового ресурса хватает, как мы видим, с лихвой, вот пока дубинок хватает на сегодняшний момент, и, в общем-то, я думаю, на ближайшее время, увы, их хватит. И я думаю, что стоит готовиться и к дальнейшему закручиванию гаек и в законодательном поле».

Евгений Минченко, глава коммуникационного холдинга «Минченко консалтинг», политолог, директор Международного института политической экспертизы

Со стороны оппозиции было тестирование новых каналов, новых способов мобилизации уличных активистов, тестирование своей сети, в том числе и ее боевого крыла. А со стороны власти, соответственно, тоже было тестирование и жесткое противодействие правоохранительных органов, пропагандистский ответ на призывы со стороны оппозиции и анализ оппонирующих игроков, как они действуют, какие алгоритмы они используют. Соответственно, сейчас каждая сторона будет делать работу над ошибками. Одни будут искать альтернативные каналы, другие, я думаю, будут искать способы обрубания тех каналов, которые показали свою эффективность, или их перехвата, в том числе, видимо, и выстраивания альтернативной сети уличной активности. Как в 2011-2012 годах было: с одной стороны — Болотная, а с другой — лоялистская Поклонная гора. В целом это приведет, конечно же, к росту политизации населения в обоих лагерях. После вчерашних событий понятно, что оппозицией и ее союзниками делается ставка на длительный марафон протестных акций, который должен выйти на пиковую мощность в сентябре-октябре 2021 года после выборов в Государственную думу. То есть, я думаю, что впереди нас ждет несколько всплесков. Первые всплески связаны с предстоящими судами по Навальному. Дальше будут появляться еще какие-то дополнительные поводы: летом начнутся протесты против нерегистрации оппозиционных кандидатов, а после выборов в сентябре будут уже уличные протесты по поводу результатов выборов».

Георгий Бовт, политолог

Людей пришло достаточно много, но не огромное число. Тем не менее это заметное число участников, что говорит о том, что сторонники Навального имеют некое подобие сетевой структуры, которая позволяет организовывать подобные акции. Наверное, они повторятся и в будущем, и теперь власти сосредоточатся на том, чтобы эту сеть разоблачить, пресечь, разогнать и кого надо посадить. Сигнал [от властей] о том, что мобилизовались туда подростки и дети, достаточно симптоматичный, это говорит о том, что власти достаточно серьезно подошли к этому событию и придают ему большое значение, это будет иметь последствия, скорее всего. [Как подчеркивают власти] вовлечение детей в незаконные акции является уголовным преступлением, и эту статью могут кому-нибудь потом вменить в качестве основной или дополнительной, посмотрим.

— Говорилось о том, что в Москве, в частности, будет большое количество школьников и студентов, говорили, что их призывали в соцсетях, но этого не произошло. С чем могут быть связаны подобные сообщения?

— Первое — с тем, что эту угрозу раздували. На мой взгляд, была проведена достаточно большая мобилизация провластных ресурсов, чтобы предупредить [народ] о том, что не надо туда ходить. Мне кажется, с этим даже несколько перестарались, потому что наш народ традиционно не очень в теме политических всяких баталий, а тут все обратили внимание, что один за другим выступают всякие важные спикеры, которые говорят: не надо ни в коем случае. Дети, те, которые собирались туда пойти, они, может быть, все равно пришли, а те, которые не собирались, ограничились тем, что в TikTok потусовались и высказали свое отношение к событиям.

Павел Салин,  директор Центра политологических исследований Финансового университета

По многим параметрам происходящее сегодня, сейчас — беспрецедентно. Даже, наверное, не столько по массовости, там разные данные приходят, сколько по уровню мобилизации, географии охвата и реакции власти — то есть жесткая силовая реакция на всей территории страны. До этого она различалась в подобных ситуациях от региона к региону. Сейчас по всей стране жесткое силовое подавление протестов.

— Это было ожидаемо?

— Пока все ожидаемо, то есть ясно было с момента задержания господина Навального, что власть настроилась на жесткий сценарий, и сейчас этот жесткий сценарий реализуется. Вопрос в том, хватит у власти ресурса или нет.

— Говорилось, что, в частности, в Москве на акцию протеста могли выйти в основном школьники и студенты, которых активно призывали в соцсетях, но этого не произошло. Как вы считаете, с чем это связано.

— Хороший вопрос. Действительно, медийная картинка так была сформирована, что это будет протест школьников и молодежи по образцу 2017 года. Если смотреть по картинке, то, действительно, вышли в основном люди среднего возраста и молодежь, но не совсем школьники. Наверное, во многом просто неверно была дана оценка ситуации. То есть и наблюдатели, и власть ориентировались на отражение мобилизации в соцсетях, а все-таки уличная мобилизация по своей структуре динамики отличается от той, которая была в соцсетях. И по количеству тоже, все-таки почти 70 млн просмотров ролика на YouTube не конвертировались с соответствующей цифрой на улице, по крайней мере пока.

— По последним данным «ОВД-Инфо», на акциях по всей России задержаны уже более двух тысяч человек. Как вы оцениваете действия и полиции, и властей?

— Действуют жестко, но мы находимся в начале процесса, то есть нужно смотреть, что сегодня будет по итогам дня, — раз, и самое главное, что будет потом с задержанными, — два. Поэтому сейчас оценку давать рано. Ясно только, что власть делает ставку на жесткий сценарий. Что получит она в ответ — вопрос открытый. Могут быть три основных варианта развития событий, все они пока сейчас выглядят равнозначными. Вариант один: власти удастся подавить протест. Вариант два: все пойдет по белорусскому сценарию к конфронтации в ближайшие дни. Вариант три: это приведет к конфронтации, но несколько позже.

Григорий Добромелов, политолог, управляющий партнер компании KGD group

Тот протест, который сейчас есть, и те, кто вышел на улицы, готовы к акции неповиновения в отношении правоохранительных органов. Это очень опасная штука, потому что грань от снежков до кидания плиткой, «коктейлями Молотова» очень тонкая. Проблема в том, что ядро протеста радикализируется, проходит боевую обкатку в ходе вот этих условий. Весь вопрос в том, что будет завтра. Как отреагирует вся остальная страна на события сегодняшнего дня. Если поддержки протестующих не будет, то есть если не будет сочувствия, если полиция проявит разумную силу, то есть не будет демонстративной жестокости, что зачастую, к сожалению, мы наблюдаем, то в этой ситуации, конечно, радикализации и перерастания протеста в массовый не произойдет. Если же будет жестокость, особенно жестокость по отношению к несовершеннолетним, возможно наращивание массовости протеста, что вкупе с боевым ядром, которое сейчас проходит обкатку, создаст очень большие сложности для властей.

— А какими могут быть дальнейшие действия властей и вообще какими могут быть последствия?

— Скажем так, пока то, что делала власть, было не вполне убедительно. С точки зрения пиара, коммуникации, с точки зрения работы пока это попытка заливать огонь бензином либо разбрасывать «вертолетные деньги» в TikTok блогерам. Пока не видно стратегии, а стратегия страуса — спрятать голову в песок — здесь не работает. Стратегия, которой учат все пресс-секретари, no comments на компромат, — тоже здесь не работает, потому что молчание всеми воспринимается как отсутствие повестки и желание что-то скрыть. Поэтому пока власть коммуникационно недорабатывает. С точки зрения силовых структур, все будет понятно по тому, будет ли наращиваться массовость протеста. Если не будет наращиваться, значит, силовые структуры отрабатывают эффективно. Если будет благодаря их действиям наращиваться массовость протеста и он будет радикализироваться, значит, и силовые структуры не справляются со своим функционалом. Пока, к сожалению, власть действует в фарватере сценария, который им задают. Она пока не дает свой сценарий, пока не играет на опережение. Технологи, которые занимались сопровождением кампании со стороны власти, продавали страх, что выйдут дети. Отсюда и ужесточение риторики, ожидание ужесточения в отношении тех, кто выходит: «Ах, вы детей выводите на улицы, ах, вы крысоловы, ведете их на убой и так далее». То есть это была технология, причем раскрученная искусственно абсолютно с помощью СМИ и заявлений разных политических фигур. Понятно, что детская аудитория не политизированная, она не может выйти. Ну и, кроме того, все-таки большинство родителей в нашей стране все-таки имеют влияние даже на подростков в пубертатный период.

— А по вашему мнению, вот эти вот акции сегодня будут последними или возможно продолжение?

— Попытки расшатывать ситуацию, безусловно, будут. Это только прелюдия к выборам 2021 года, к выборам в Государственную думу. Я думаю, что, конечно же, это только начало.

 

Навальный, Путин, Горбачев

Будущее России зависит не от фамилии претендента на престол. Оно зависит от той ролевой модели, которую он будет готов примерить в случае своей победы.

Последние десять лет Алексей Навальный боролся за то, чтобы возглавить российскую оппозицию. В 2021 году ему это удалось.

Его сторонники проводят параллели с Гарри Поттером – "мальчиком, который выжил". Оппоненты сравнивают с фомкой, которой запад пытается взломать российскую "осажденную крепость".

Конкуренты – клеймят за избыточную имперскость и чрезмерный либерализм, кому как удобнее. Впрочем, в этом идеологическом шпагате главного российского оппозиционера нет ничего удивительного.

Нужно понимать, что российское будущее зависит не от фамилии претендента на престол. Оно зависит от той ролевой модели, которую он будет готов примерить в случае своей победы.

Современная Россия – даже после всех усушек, случившихся с ней в ХХ веке – продолжает жить по имперским законам. Культурная дистанция между ее провинциями остается слишком большой, чтобы страна могла считать себя национальным государством.

Российская Федерация обречена на разговоры о "духовных скрепах" – потому что без них не получится объяснить жителям Тувы и Дагестана, ненцам и чеченцам почему они должны жить в одном государстве. Все эти "наднациональные ценности" должны играть роль имперской арматуры, при помощи которой Москва связывает страну в единое целое.

Тот, кто в России намерен победить дракона, вынужден это учитывать. Равно как и развилку, на которой он окажется в случае своего триумфа.

В случае победы ему придется столкнуться с очевидными вещами. Страна похожа на лоскутное одеяло. В ней дремлют противоречия между национальными республиками и федеральным центром, между регионами-донорами и дотационными территориями.

Победитель обнаружит, что любые реформы приведут к появлению внесистемных игроков. Экономическая оттепель – к политическим запросам бизнеса. Любая децентрализация чревата центробежностью. Кастрация пропаганды аукнется неудобными вопросами. Борьба с коррупцией разрушит внутриэлитный консенсус.

Проблема в не в личности, а в обстоятельствах. Не в персоне, а в структуре российского государства. Судьба страны все так же колеблется между двумя крайностями. Одна из которых – национальное государство. Другая – империя. А потому любой, кто рано или поздно придет на смену Владимиру Путину, окажется перед очень простым выбором.

Ему придется выбрать себе судьбу. Либо, победив дракона, он сам становится драконом. Пестует единообразие. Русифицирует национальные окраины. Борется с идентичностями и инвестирует в ностальгию.

Либо он выбирает путь Михаил Горбачева. Отпускает вожжи. Запускает трансформации. Следит за ростом центробежности и понемногу теряет контроль.

Этот выбор запрограммирован самим форматом существования России. И это ровно та развилка, которую российский либеральный лагерь предпочитает не замечать. Если сторонник Кремля склонен искать главную "духовную скрепу" для разнородной России в ее имперском прошлом, то оппозиция на роль той же самой "духовной скрепы" назначает вненациональное экономическое процветание.

Проблема последних в том, что они полагают своим главным вызовом действующего главу государства. Но Путин – это не более чем функция. Тот, кто придет ему на смену, будет вынужден либо заменить его в этой же роли, либо распустить страну по домам.

Навальный не исключение. Даже если он – в силу потрясений любого масштаба – сумеет оказаться на российском троне, ему придется делать выбор. Либо погружать страну в общественный формалин, повторять, что "Крым – не бутерброд", примерять на себя маску националиста и рассуждать о возрождении величия. Либо запускать в стране перемены, не имея никаких гарантий, что они сохранят государственное статус-кво.

А потому нет никакого противоречия в той двойственности, за которую упрекают Алексея Навального. Его публичная имперскость призвана успокоить тех, кто страшится в России нового 1991 года. Его нарочитый либерализм должен внушать надежду тем, кто устал от застоя и хочет перемен.

Его антикоррупционная риторика – главное осадное оружие для российских элит. Но, в случае триумфа, Навальному все равно не удастся избежать былинного камня с проклятыми вопросами.

Перестроить российское государство в его нынешних границах – практически невозможно. Имперская инерция будет отвергать все то, что служит неизменным спутников развитых национальных государств. А самоуправление, демократия и многоголосица чреваты центробежностью и повторением событий тридцатилетней давности.

К персоне главного российского оппозиционера можно относиться как угодно. Кто-то станет им восхищаться. Кто-то презирать. Но правила игры выписаны задолго до его появления на политической сцене.

А к кругообороту драконов и ланселотов мы давно успели привыкнуть.

Павел Казарин, Лига.нет.

На снимке: 23 января 2021 года, Москва. Сценка на Тверской.

Авторизуйтесь, чтобы оставлять комментарии